Игнасия - эротический рассказ

Игнасия

Об источнике:

"Произведение пришло к нам в виде потрёпанной распечатки из 60-70 годов прошлого века и было восстановлено практически вручную."

Рассказ

     Однажды в Моей жизни наступил вынужденный отдых. Так как я был стеснен в средствах, то посчитал, что отдых в маленькой деревушке несколько дешевле мне обойдется, чем в таком городе, как Мадрид. Кроме того, я надеялся заработать писанием портретов местных жителей.

     Приятель посоветовал мне выбрать одну глухую деревушку, где он сам был однажды, и даже дал адрес одной старухи, у которой он жил.

     И вот, в начале мая я сошел с поезда на станции, километрах в пятидесяти от которой находилась моя деревня, багаж мой был невелик - чемодан с одеждой, ящик с краской, складной мольберт и сверток холста. За несколько реалов я нашел телегу до деревни. Мрачный крестьянин осведомился, не податный ли я инспектор, но я поспешил успокоить его и вскоре уже трясся в телеге, катившей по окаменевшей дороге. Возница мой был не из разговорчивых, и никто не мешал мне осматривать окрестности и наслаждаться чистым и свежим воздухом.

     В деревню мы приехали под вечер - при свете заходящего солнца я увидел всю ее с вершины небольшого холма - дюжина мелких домиков, лепившихся по склону пологой горы, маленькая церковь, ветряная мельница поодаль. Место было очень живописное. Гора поросла кудрявыми кустарниками. Почти вплотную к деревне подступили виноградники, а за ними виднелись небольшие рощи...

     Моя хозяйка Росита оказалась приветливой горбуньей, которой с одинаковым успехом можно было дать и 90 и все 100 лет. Она предоставила в мое распоряжение одну из двух маленьких комнат своего домика, приткнувшегося к самому краю деревни, и за 150 реалов в месяц обещала кормить меня всем, чем я пожелаю. Но я желал немного молока, хлеба, мяса и вина. Так что мы остались довольны друг другом.

     Наутро, отменно выспавшись и позавтракав, я отправился осматривать местность. Прежде всего, я забрался на самую вершину горы. Чувствовал: я себя прекрасно, словно здешний чудесный воздух влил в меня новые силы. Ничуть не утомленный, я огляделся вокруг. Видневшаяся внизу деревенька в косых лучах утреннего солнца казалась игрушечной. К югу уходили поля и виноградники, перемешавшиеся кудрявыми тропами. С севера тянулись пологие холмы, частью голые, частью поросшие кустарником. Невдалеке на вершине конусовидного холма, возвышались 6елые стены и крыши монастыря. Вдоволь налюбовавшись, привлекательным, видом окрестностей, я спустился с горы и направился к монастырю. Со мной был мольберт и карандаши, я решил сделать несколько набросков.

     Я зарисовал издали холм с монастырем и часть деревни. От работы меня оторвал колокол деревенской церквушки, который звонил полдень, ему откликнулся басовитый колокол монастыря, вернувшись домой, я поспел как раз к обеду. За столом словоохотливая старуха с любопытством, свойственным старым людям, расспросила меня обо всем: кто я, и что я, чем я тут занимаюсь. И где живу. Посмеявшись, я удовлетворил ее любопытство. И в ответ она не преминула мне поведать все дела чуть ли не всех жителей древни до пятого колена и наболтала еще много всякой чепухи. На следующий день я отправился в дальнюю прогулку и оказался неподалеку от монастыря. С его холма должен был открыться прекрасный вид.

     Я поднялся на холм, но, зная понаслышке строгие монастырские порядки, решил не подходить близко к стенам и устроился под большим вязом на склоне, достал альбом и погрузился в работу. Вскоре, однако, какое-то чувство опасности заставило меня оглянуться. Вокруг не было никого. Но неприятное ощущение, что за мной следит, не покидало меня, и я спустился вниз. Весь день я бродил среди виноградников, в тенистых рощах и наполненных солнцем лугах, невольно поддаваясь очарованию буйно зеленеющей природы. Изрядно устав и проголодавшись, в сумерках я подошел к своему домику. На крыльце я едва не столкнулся с какой-то женщиной, выходящей из дома. Одетая в длинный тёмный плащ; в чёрной шали, она быстро проскользнула мимо меня и исчезла за углом дома.

     Старуху Роситу я нашел на кухне. Она торопливо принялась мне объяснять, что к ней приходила соседка попросить немного сыру, но я махнул рукой и отдал должное ужину, который уже ждал меня. Вино было отличное, я выпил больше, чем требуется, чтобы оценить качество, поэтому. Едва встав из-за стола, я почувствовал, что меня неодолимо тянет ко сну. Я не стал противиться этому желанию, тут же лег в постель и уснул.

     Открыв глаза, я увидел над собой вместо деревянного, почерневшего от времени потолка. Каменный открытый свод. Я сел и удивленно осмотрелся. Я был в небольшой комнате, больше похожей на тюремную камеру.

     Постель, на которой я сидел, приткнувшись к одной стене, так как у противоположной стены стоял деревянный некрашеный стол и простой табурет. Сквозь узкое, под самым потолком, окошко, попадали косые лучи солнца. В углу виднелось деревянное распятие.

     Встав с постели, я увидел, что на мне надета длинная рубаха без ворота, сотканная из голубоватой холстины, вся моя одежда исчезла. Я подошел к двери и толкнул ее, но она не поддалась. Дверь была сделана из толстых дубовых досок и открыть её нечего было и пытаться. Тут мое удивление сменила тревога. Где я и почему заперт? Что со мной случилось? Мой взгляд упал на распятие и меня осенило. Да, ведь я в монастыре. Я поставил стол к окну и, забравшись на него, взглянул наружу. Так и есть, я увидел часть двора, мощенного белыми каменными плитами высокую стену с башнями. За стеной вдали виднелась знакомая гора, подле которой виднелась моя деревня. Так и есть, я в монастыре! Но от этого открытия загадок лишь прибавилось - как я сюда попал и зачем?

     Я прислушивался. До меня не доносилось не единого звука, кроме шелеста деревьев под окном. Я спрыгнул со стола и, дойдя к двери, стильно постучал в нее кулаком. И снова ответом мне была тишина. Оставалось, одно - ждать. Я прилег в постель - грубый топчан с тюфяком. Прошло, вероятно, больше часа моих часов, как и вещей, в келье не было, а это была именно она. Прежде чем я услышал за дверью тихие, легкие шаги. 3вякнyл засов, дверь отворилась и вошла тёмная фигура в черной рясе. Спущенный капюшон почти полностью скрывал лицо. Поклонившись со сложенными на животе руками, фигура заговорила, и лишь по голосу я определил, что передо мной женщина. Выходит, монастырь женский. Это уже было совсем странным. Монахиня сказала тихим бесцветным голосом:

     "Сеньор, мать настоятельница ждёт вас к себе. Одевайтесь и следуйте за мной" - Не успел я ответить, что мне не во что одеться, как в келью вошла еще одна монахиня в таком же одеянии, как и первая. В руках у нее был сверток, который она молча протянула мне. Это оказалась, черная ряса, кусок веревки вместо пояса и сандалии.

     - Но где моя одежда? - спросил я. Монахини помолчали, пожав плечами, и я облачился в новое непривычное одеяние. Больше всего меня смущало отсутствие какого-либо подобия штанов. Решив не задавать больше вопросов, ведь у настоятельницы должно было всё выясниться, я молча последовал за своими провожатыми.

     Мы прошли длинным сумрачным коридором, с одной стороны которого были двери, а по другую узкие высокие окна. Затем мы миновали небольшой полутёмный зал, поднявшись на второй этаж, остановились перед внушительной дверью мореного дуба, украшенного резьбой. Одна из монахинь негромко постучала. "Входите, - раздался голос за дверью. Монахиня открыла дверь и отступила в сторону, пропустив меня. Я вошел в комнату, которая отличалась от моей лишь несколько большими размерами, да и отсутствием постели.

     В углу отсвечивало серебряное распятие. На столе лежала толстая библия в богатом переплете с застежками. Все это я рассмотрел после, в первую минуту, моё внимание привлекла фигура женщины, стоявшей посреди комнаты. На ней была черная ряса, но подпоясанная не верёвкой, а серебряным поясом. На груди висел внушительный серебряный крест на цепочке. Голова женщины была покрыта черным платком, туго затянутым на лбу и крыльями, спускавшимися к полу. Вся фигура настоятельницы, в сочетании со строгим интерьером произвела мрачное впечатление.

     Настоятельница обратилась к, моей провожатой: "Сестра Франциска, позаботьтесь о завтраке для синьора". "Слушаюсь" - прошелестела сестра

     Франциска и ушла. Меня поразил необычно красивый голос настоятельницы.

     Между тем она села у стола и жестом пригласила меня сесть тоже. Я опустился на табурет против нее. С минуту мы разглядывали друг друга. Настоятельница была на вид лет 40, но на ее лице не было заметно ни морщин, ни той дряблости, которая неизбежно проявляется у женщин в определенном возрасте. Ее темные глаза смотрели пристально. Наконец она нарушила молчание, и снова ее удивительной красоты голос смутил меня и очаровал.

     "Сеньор Мигель, ты, конечно, весь во власти неумения и удивления не дожидаясь твоих вопросов, я все тебе объясню. Откуда-то она достала янтарные четки и принялась перебирать их длинными сильными пальцами белых холеных рук. "Ты находишься в монастыре Святой Барбары. Замечу сразу, что твое местонахождение знает вне стен монастыря только один человек, но это все равно, что не знает никто.

     Внезапная догадка мелькнула у меня. Связав воедино темную фигуру на крыльце, смущение Роситы и мой глубокий сон после ужина, я сказал:

     "Уж не добрая ли это тетушка Росита?" "Ты прав, она давно наша верная служанка в мирских делах. Она помогла нам и на этот раз. Все твои вещи здесь Росита скажет соседям, что ты уехал. Искать те6я не будут, так что для мира ты вроде бы исчез. С твоих губ готовы сорваться вопросы, зачем ты здесь? Я предупреждаю их. Слушай - меня зовут мать Игнасия я настоятельница этого монастыря, исповедую новую религию истинных невест господа нашего. Наша плоть и дух принадлежат ему. Молитвами мы просим его взять нас и явить нам свое благоговение и ниспослать своего избранника, дабы мы могли приобщиться к небесной благости.

     Господь услышал наши молитвы и послал нам избранника. Это ты, синьор

     Мигель. Забудь на время мирские дела и устремись помыслами к божественному предначертанию, уготовленному тебе. Мы взяли тебя в монастырь тайком, дабы любопытствующие глаза непосвященных не осквернили взглядами небесного посланника на его пути к благостному деянию". Признаться, пока что я ничего не понимал в этих туманных объяснениях. Пришлось перебить плавную красивую речь Игнасии: "Простите, мать Игнасия, я все-таки не совсем понимаю, что именно я должен совершить?"

     "Сын мой, ты должен передать нам любовь и благотворение властителя нашего, совершить великое таинственное причастие... Поразмысли на досуге над моими словами и истина откроется тебе", - слегка улыбнувшись, сказала Игнасия. - а теперь иди, сын мой, тебя ждет завтрак.

     Сестра Франциска отвела меня обратно в мою келью, где на столе, покрытом белой скатертью, уже был сервирован завтрак. Я был приятно удивлен, что блюда, поданные мне, сделали бы честь лучшим ресторанам Мадрида. Лишь грубоватая посуда напоминала мне, что я нахожусь в монастыре. Франциска оставила меня одного, и я не замедлил приступить к завтраку. Он был великолепен: цыпленок рыба, фрукты и бутылка ароматного старого вина. В довершение всего Франциска принесла кофе. Когда я покончил с завтраком, Франциска унесла посуду.

     Дверь закрылась, и я опять остался в одиночестве. Я лег на постель и стал размышлять над словами Игнасии, пытаясь понять, какую роль отвели мне в этой божественной комедии. Но сытный завтрак и прекрасное вино таки взяли свое, и я немедленно задремал. Разбудила меня также Франциска, которую я стал уже узнавать по острому подбородку и тонким губам, видневшимся из-под капюшона. Она принесла обед, который был, не менее великолепен, чем завтрак. Но съел я его без аппетита, ибо мне стало надоедать непонятное пока заключение. После обеда я хотел отдать дань традиционной сиесте, но тут вошла Франциска с библией в руках - той самой, которую я заметил на столе у Игнасии.

     Мать-настоятельница посылает тебе эту би6лию, дабы помочь тебе познать истину божественного предначертания, укрепить твой ДУХ - проговорила Франциска своим чуть слышным голосом. Положив книгу на стол, она вышла. Читать библию мне вовсе не хотелось, но меня одолевала скука. Тогда я взял книгу, решив, что чтение божественных откровений поможет мне быстрее заснуть. Но когда я отстегнул застежку и раскрыл книгу наугад, сон мгновенно отлетел от меня. Это была не библия, да и вообще не книга, а альбом с открытками - с теми парижскими карточками, которые показывают лишь в мужском обществе, да и то по секрету. Уж этого я никак не ожидал.

     Я перелистал альбом от начала до конца, перед моим взрослым взором мелькали обнаженные мужские и женские тела, сплетенные друг с другом в самых различных, порой невероятных позах. Я не был пуританином и, хотя раньше и не интересовался подобными видами искусства, сейчас это производило на меня ошеломляющее впечатление. Мои руки дрожали, во рту пересохло, лоб покрыла испарина. Все мое тело свела судорога животной похоти, разожженной искусственно воображенными сценами любви. Я отбросил альбом, но через минуту снова потянулся к нему, как больной к наркотику.

     Вновь перелистывая, его я размышлял, каким образом такая вещь могла оказаться и лежать у настоятельницы и зачем она мне ее передала. И тут меня пронзила мысль настолько простая, что даже я рассмеялся над собой и своей глупостью, как я не ПОНЯЛ все сразу?! И не зря выходит, друзья называли меня иногда телёнком. Слова настоятельницы представились мне в другом цвете, в своем откровенном смысле, и все встало на свои места. И все же мне было не по себе. Чудовищность моей догадки давила меня. Я не заметил, как наступил вечер. Звякнул засов. С зажженной свечой в руках вошла Франциска "Мать настоятельница ждет тебя к ужину". Я испытывающе взглянул на нее, пытаясь понять в её лице подтверждение моей догадки, но лицо женщины было бесстрастно. Я молча последовал за ней. Игнасия ждала меня, сидя в своей унылой келье, слабо освещённой двумя свечами.

- Открылась ли тебе истина, сын мой? - спросила она, когда дверь за Франциской закрылась.

     - Открылась, мать Игнасия, - с нервным смешком ответил я, не зная как себя вести.

  - Это хорошо. - Заметила мать Игнасия, - что господь просветил твой разум. - На ее лице не было и тени улыбки, и я даже подумал, что ошибся в своих предположениях. Она легко встала и, подойдя к одной стене, отдёрнула черную портьеру, не замеченную мной раньше. Жестом она пригласила меня в соседнюю комнату. Я переступил порог и застыл в изумлении.

     Комната, в которую я попал, освещенная четырьмя многосвечовыми боа, была похожа скорее на будуар светской дамы, чем на келью. Стены были обиты розовыми обоями, паркетный пол не хуже, чем в богатой гостиной, но первое, что бросилось мне в глаза - это пышная кровать красного дерева, стоящая в нише. Приспущенный черно-красный бархатный полог закрывал половину кровати, оставляя на виду две большие белоснежные подушки. Вид этих подушек снова поверг меня в смятение - значит, я прав. Возле окна, скрытого темно-красной шторой, был накрыт стол на две персоны.

     На нем в хрустальных графинчиках рубиновым и золотистым блеском светилось вино, окруженное тусклым сиянием серебряной посуды, которой был сервирован роскошный ужин на две персоны. В противоположном углу виднелось неизменное распятие. Дав мне осмотреться, Игнасия пригласила меня к столу. Кушанья были отличные, вина превосходные. Настроение мое поднималось и соседство настоятельницы уже не казалось мне мрачным. И все-таки мысль о подушках несколько смущала меня. Некоторое время прошло в напряженном молчании. Игнасия ела мало, но выпила два больших бокала вина. Осмелев от вина, ударившего мне в голову, я решил нарушить молчание.

     - Мать Игнасия, если я правильно Вас понял, мне придется заменить всем монахиням их небесного супруга, причем не духовно, а физически.

     Именно так, - спокойно ответила женщина, не принимая моего игривого развязного тона.

     - Значит, грубо говоря, я должен... Нет, я все-таки не решаюсь сказать...

     - Да, ты именно должен совершить великое таинство, причем с каждой монахиней и, кроме того, участвовать в нескольких летаниях.

     - А не кажется ли вам, что это богопротивно?

     - Не богохульствуй, сын мой, - строго сказала Игнасия, - Мы выполним обет служения господу нашему. И ты не должен оскорблять нас греховными заблуждениями. Сегодня ночью я помогу тебе очиститься от скверны мирской и устремить твои помыслы к совершению богоугодного причастия.

     - Мать Игнасия, разве Вы

     - Да, - перебила меня женщина сурово, - я первая должна сблизиться с избранником господа, дабы принять на себя скверну мирскую. За этим я и пригласили тебя. А теперь, если ты уже насытился, пора...

     Она поднялась из-за стола. Встал и я, абсолютно не зная, как быть дальше. Мысль о предстоящей близости с этой суровой женщиной отнюдь не приводила меня в восторг. Игнасия, между тем, деловито собрала посуду со стола и вынесла ее в соседнюю комнату, оставив впрочем, на столе вино и два бокала вина. Затем она потушила свечи в бра, оставив лишь две, горевшие в подсвечниках на столе и подошла ко мне.

     - Обнажись, сын мой, - это было сказано спокойно, С оттенком торжественности, и я, почти не стыдясь, разоблачился догола. Игнасия долго разглядывала мое тело. Пока мурашки стыда и смущения не побежали по моему животу. Наконец, Игнасия, не спуская с меня своих пристальных, завораживающих глаз, медленно подняла руки и сбросила платок с головы. По ее плечам рассыпались густые каштановые волосы. И неожиданно ее лицо чудесно преобразилось, исчезла властность, сухость, и оно стало миловидным лицом ещё не старой женщины.

     Уронив платок на пол, Игнасия также медленно расстегнула несколько крючков на своей рясе, сняла пояс и грудной крест. Одним движением плеч она спросила на пол рясу и осталась такой рубашке без рукавов с большим вырезом на груди. Мой взор невольно устремился к вырезу, где виднелись верхние полукружья грудей. Игнасия впервые за этот вечер чуть заметно усмехнулась и медленно, через голову, стянула рубашку. Кровь бросилась мне в лицо. Её обнаженное тело поразило меня сильнее, чем ранее ее голос.

     Предо мной было крепкое, чистое женское тело с гладкой белой кожей, ласкавшее глаз гладкостью лини. Большие, тяжелые груди с маленькими девственными сосками, полные красивые руки, спокойно опущенные вдоль тела, округлый в меру выпуклый живот с красивым треугольником тёмных, курчавых волос внизу, мощные широкие бёдра, колени с ямочками - все это приятно впитывали мои глаза. Я не был целомудренным юнцом, но еще никогда обнаженное женское тело не представало передо мной в такой откровенности, не стыдливой женственности. Оно, казалось, излучало страстный призыв. Против воли я вдруг представил это неожиданно молодое, крупное и красивое тело в своих объятиях.

     Сердце мое гулко застучало и со смешанным чувством стыда, и радости я почувствовал, как поднимется во мне знобящая волна желания. Игнасия стояла неподвижно, давая мне время насладиться созерцанием ее прелестей. Лицо ее было спокойным, лишь горевшие глаза и вздымавшая грудь выдавали её волнение. Как лунатик я сделал два неуверенных шага к ней. Она медленно, не сводя с меня глаз, протянула. Свои руки и положила на мои плечи. Я вздрогнул, они были холодными, как лед.

     Завороженный её взглядом, я как во сне, ощутил ладонями ее талию. Я чувствовал запах, исходивший от ее тела - запах чистой кожи, мяты, ладана. Голова моя кружилась. Женщина притянула меня к себе и наши губы встретились. Её губы были сухи и горячи. Мы стояли вплотную, тесно прижавшись, друг к другу, и я всем телом ощущал ее тело; тепло упругих грудей, нежного живота и плотных бедер. Руки мои медленно скользнули по ее бокам и легли на большие мягкие ягодицы. Словно в ответ на это, живот Игнасии еще теснее прижался к моему телу.

     Поцелуй был долгим. Наши языки боролись в тесном слиянии ртов. Руки Игнасии медленно бродили по моей спине. Я чувствовал, как с каждым толчком сердца моя взбудораженная кровь устремляется вниз в расширяющиеся сосуды моего фаллоса, заставляя его, толчками напрягаться и подниматься. Оторвавшись, наконец, от моих губ, Игнасия чуть отступила на шаг и взглянула на мой живот. Её глаза блеснули, она прошептала: "Благодарю тебя господь, ты внял моей мольбе. Позволь оросить мою ниву твоим благодатным дождём.

     Меня трясло как в лихорадке. Я уже горел нетерпением обладать этой женщиной. Такого со мной никогда не бывало. Я готов был броситься на неё, но сдерживал себя, боясь нарушить эту торжественно возбужденную процедуру. О, это была сладостная мука! Игнасия медленно отступала, пока не достигла края кровати. На дрожавших, согнутых ногах я медленно двигался за ней, протянув руки. Не глядя, она отдернула полог и легла в постель навзничь.

     -Иди ко мне! - хриплым шепотом почти приказала она и, раздвинув согнутые в коленях ноги, подняла их вверх. Свечи достаточно 6росали света и я увидел под темным клином волос между ног вожделенную манящую плоть. Не сдерживаясь более, я в один миг очутился у постели. Игнасия обняла меня и с неожиданной силой прижала к себе. Я почувствовал, как фаллос, истомившийся в ожидании, мягко и плотно вошел в горячее и влажное тело женщины. Сладостная дрожь пробежала по нашим соединённым те-там. Её тело было совсем не старое, дряблости не было и в помине.

     Я почувствовал животом упругость ее гладкого вздымающегося живота, моя грудь ощутила прикосновение её теплых упругих грудей. Её по-молодому плотное и упругое тело послушно отдавалось на каждое мое движение мягко и плавно напрягалось и расслаблялось, подчиняя меня своему томительному тихому ритму, и ощущать его всем телом под собою, обладать им было необъяснимо приятно. Ноги Игнасии теперь лежали на постели, и восхитительные движения ее бедер располагали меня все более.

     Постепенно ритм наших движений ускорялся, наслаждение моё становилось всё более острым и всепоглощающим. Я приник к губам Игнасии, и она страстно ответила на мой поцелуй. Наконец наша страсть достигло предела. Тело Игнасии содрогнулось, она вскрикнула: "0, святое блаженство! - и сильно прижала меня к себе. Её бедра напряглись, приподняв нижнюю часть тела. Я почувствовал стремительное приближение экстаза и впился пяльцами в её гладко-прохладные ягодицы, ощущая, как Игнасия, обхватив мои ягодицы, с силой прижимает меня к себе. Жаркая волна упоительной, удовлетворенной страсти захлестнула меня и выплеснулась в её лоно.

      Потом мы отдыхали, распластавшись на широкой кровати.

     - Ты доволен? - спросила серьезно Игнасия.

     - О, да! Честно говоря, я не ожидал от тебя такого. Сколько тебе лет?

     - 52...

     Что?! - я привскочил в смятении, ставясь на улыбающееся лицо Игнасии. - Да не может быть!

     - Как видишь, может, - лукаво улыбнулась она, - именно 52, ровно в два раза больше чем тебе. Так что я по праву могу называть тебя

      "сын мой"

     Я все еще не мог опомниться от потрясения.

      - Как ты сумела так сохранить своё тело? И... ... дух? - Я не решился сказать "темперамент".

     - Господь помог мне. - Серьезно ответила Игнасия и глаза ее не смеялись. Она лежала на спине, закинув руки за голову, словно подставив свое тело моему взгляду. Да зрение и осязание не обманывали меня: передо мной было полное сил, крепкое, здоровое, женское тело, ещё дышавшее жаром только, что закончившейся страстно битвы. Невольно я протянул руку, чтобы еще раз ощутить тело. Я провел ладонью по груди, по животу, по бедрам. Потом вновь меня привлекли ее большие, упругие груди. Я гладил и сжимал их, щекотал соски, чувствуя, что ласка приятна Игнасии

     - Ну, что дальше? - спросил я, - дальше я должен спать с другой. - Не спать, а служить господу богу, - поправила она, но откровенная улыбка, удивительно красившая ее лицо, придала иронический оттенок ее словам. - И потом, завтра еще не время. Завтра ты увидишь посвящение новой послушницы. А сейчас подкрепись вином, ибо я не уверена, что ты вполне очищен от мирской скверны, и поэтому во славу господа нашего надо повторить очищение.

     Встав с постели, я наполнил бокалы вином, мы выпили, и буквально через минуту, я почувствовал прилив новых сил и бодрости. Как потом я ПОНЯЛ, что в вино для меня добавляли какое-то снадобье, возбуждающе действующее на организм и, в особенности на тот орган, который в моей новой роли был важнее всего. Я поставил бокалы на стол и вернулся к Игнасии, которая ожидала меня, лежа на животе и чуть приподняв одну из самых соблазнительных частей тела, словно приглашая меня ВОЙТИ в храм ее заднего двора. Я не заставил себя долго ждать и немедленно пошел по этому пути. И через минуту я уже ощущал под собой её пышные, гладкие ягодицы, вновь пустившись в сладострастный путь к вершине наслаждения...

     - Сколько же понадобится очищений, чтобы увериться в том, что я полностью очищен? - усмехнулся я, вытягиваясь с бурно дышавшей женщиной после второй жаркой битвы.

     -Я думаю, что трех раз будет достаточно, - в тон мне ответила Игнасия.

     - Однако я вижу, господь сильно укрепил твой дух, мать Игнасия.

     Если ты еще полна сил к новой битве, как двадцатилетняя.

     В ответ на мой комплимент, она рассмеялась! “Ты еще совсем неопытен в таких делах, сын мой. Иначе ты бы знал, что никакая двадцатилетняя не сравнится с умудренной годами женщиной. Поэтому я прощаю тебя и твой комплимент". И надо сказать Игнасия доказала на деле свои слова.

     Я заснул лишь под утро, после шестого очищения, усталый и опустошенный, но удовлетворенный вполне.

     Я проснулся поздним утром. Штора на окне была отдернута и свежий, прохладный воздух врывался в комнату. Игнасии рядом не было. Я поднялся с постели, еще ранившей следы ночных баталий, облачился в свою немудреную одежду и вышел в соседнюю келью. Там меня ждала Франциска. Поклонившись, она сказала: "С добрым утром, я провожу тебя в твою келью".

     - А где Игнасия? - спросил я, но женщина не ответила. Мне ничего не оставалось, как следовать за ней. Я разглядывал впереди идущую монахиню, пытаясь представить себе, как будет она выглядеть без одежды, ведь мне предстоит спать с ней. Но складки черной рясы скрывали очертания её высокой фигуры. Мы шли недолго вскоре Франциска распахнула передо мной дверь и пропустила вперед. Как только я переступил порог, она закрыла за мной дверь. Я удивленно свистнул - это была не моя келья. Комната была большая и светлая, с широкими окнами, за которыми виднелась монастырская стена. Стены комнаты были отштукатурены, стол, три вполне приличных стула, кресло, шкаф и комод составляли в комнате подо6vrе уюта.

     В углу я увидел свой мольберт и ящик с красками, и на столе альбом и карандаши. Значит, жить я буду здесь. Заметив вход в соседнюю комнату, я вошел туда. Это была вполне приличная спальня с обоями на стенах, с большой кроватью и с умывальником. Рядом с большим окном была дверь, открыв которую, я очутился на веранде. Деревянная лестница вела вниз, в маленький травяной дворик с кустами роз и несколькими сливами. Я спустился во дворик. Окруженный с трех сторон каменной стеной, с четвертой он ограничивался самим зданием.

     Итак, мне выделено даже место для прогулки. Очевидно, меня будут держать взаперти. Вернувшись, наверх - в гостиную, я попробовал, дверь, она, конечно, пыла заперта. Ну что ж, мои апартаменты мне понравились. Надо было располагаться, как дома, лишь один бог знал, сколько времени я здесь пробуду. В спальной я обнаружил свой чемодан и хотел, было переодеться в приличное белье, но раздумал, мне слишком часто придется здесь раздеваться, а моя новая одежда сводила к минимуму эту процедуру. Войдя в гостиную, я увидел сидевшую у стола Игнасию. Я не слышал, как она вошла.

   - Доброе утро, мать Игнасия, - весело приветствовал я ее.

     - Очень рад тебя видеть.

     - Я тебя тоже, - скучно улыбнулась она. Одетая, как обычно, во все черное, она почти не напоминала мне ту женщину, с которой я провел ночь, женщину, страстно стонавшую в моих объятиях и отдававшуюся мне с молодым пылом и искусством зрелости. Лишь глубокие тени под глазами напоминали о том, что это была всё-таки она.

     -Как тебе нравится новая келья? - спросила Игнасия, слегка нахмурившись, словно отгоняя мой испытывающий взгляд.

     - Здесь очень хорошо. Только мне не нравится, что меня держат взаперти. Я же не собираюсь бежать.

     - Сын мой, - усмехнулась Игнасия, - это сделано для твоей же пользы. Если не запереть дверь, то... - я понял её намек и засмеялся, представив паломничество монахинь в мою келью, А Игнасия продолжала уже серьезно, - и потом, тебя не должны видеть прихожане, посещающие нашу обитель. Франциска тем временем накрывала на стол и вскоре мы поступили к завтраку. Как бы, между прочим, я спросил, сколько же времени я npо6уду здесь. Игнасия сурово ответила. Ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы все сестры приобщились к не6есной благодати.

     Окончив завтрак, она поднялась.

     - Сегодня в полночь, ты увидишь обряд причастия. Я приду за тобой. А пока отдыхай.

     Оставшись один, я решил немного порисовать, устроившись на веранде. Я стал делать в альбоме наброски, пейзажа, видимого за монастырской стеной, но вскоре мне это наскучило. И вдруг я о6наружил, что под моей рукой в альбоме возникает лицо Игнасии. Я подумал, что не плохо бы было нарисовать его маслом. Выразительное лицо женщины так и просилось на холст. Весь этот день я провел в ленивом безделье. После обеда я лежал с книгой в своем садике, традиционную сиесту провёл в мягкой удо6ной кровати.

     После ужина взялся, было за французский роман, но приключения выдуманных героев волновали меня меньше, чем мои собственные. Я прилег на постель, собираясь заснуть до прихода Игнасии, как вдруг в тишине моей спальни послышался легкий скрип. Сев на кровать, я увидел в углу светлую тонкую полоску, медленно расширявшуюся. Едва я успел подумать, что там нет никакой двери, как в образовавшемся проеме показалась никто иная, как Игнасия со свечой в руке.

     - Что за сюрприз, моя Игнасия? - проговорил я.

     - Я тебя напугала?

     - Почти. Ведь я не знал о существовании этой потайной двери.

      - И не мудрено. О ее существовании знаю лишь я. - Игнасия поставила свечу на стол и подошла ко мне.

     - Как ты себя чувствуешь, хорошо ли отдохнул?

     - О прекрасно! На столько хорошо, что чувствую необходимость слегка утомиться, ибо сладострастные воспоминания о прошедшей ночи слишком свежи и волнуют меня.

     - С этими словами я обнял ее и наши губы встретились. Пока наши языки боролись в тесном слиянии, а наши руки усиливали сладость поцелуев объятиями, я тихонько увлекал Игнасию к кровати, уже чувствуя прилив вожделения и предвкушая радость совокупления. Женщина не противилась, но когда, опрокинув ее на спину, я хотел снять с нее рясу, она отвела мои руки "Не надо, ложись на спину". Несколько удивлённый я подчинился. Скинув свои сандалеты, она присела надо мной и откинула подол моей длинной рубахи.

     Мой настороженный фаллос тот час же поднял голову. Взяв его в руки, Игнасия своими ловкими и, видимо, многоопытными пальцами довела его до полной готовности, а затем, привстав, подняла до пояса свою рясу, обнажив полные, матово-белые крупные ноги и нежный живот с тёмным клином волос. Она присела надо мной и одной рукой направила фаллос по верному пути, медленно села, впустив его в вожделенное гнездо. Опираясь руками о мою грудь. Игнасия стала сначала медленно, а потом все быстрее приседать надо мной и вновь приподниматься, выполняя за меня ту работу, которую я проделал прошлой ночью, будучи сверху. Такая перемена ролей доставила мне новое необычное наслаждение.

     Улыбаясь, Игнасия смотрела на меня, но мне почему-то стало немного неловко. Наша игра продолжалась недолго и, наконец, струя удовлетворения полилась в сосуд вожделения. В этот момент Игнасия закрыла глаза и стиснула зубы. Когда мы встали с кровати. Я избегал ее взгляда. Может быть потому, что она была одета, обладание ею не доставляло мне полного удовлетворения. Видимо поняв это, она сухо сказала: "Пойдем, нам пора". Она взяла со стола свечу. Я последовал за ней. Переступив порог потайной двери, мы очутились в узком каменном коридоре.

     - Смотри. - Сказала Игнасия, нажимая вниз ржавый железный рычаг возле двери, и дверь медленно закрылась. "Чтобы открыть, надо надавить вверх.

     - Неплохо придумано, - пробормотал я.

     - Об этом ходе знаю только я. Теперь еще знаешь ты. Но ты болтать не будешь. Пользуясь им, можно попасть почти в любую часть монастыря.

     Пойдём.

     - Слегка нагнув голову, чтобы не задевать низкий каменный свод.

     Я двинулся за Игнасией. Пламя свечи колебалось, и наши причудливые тени метались по каменным стенам. Воздух здесь был спёртым, пахло пылью. Через несколько метров коридор повернул влево. Указав на дверь в стене, Игнасия проговорила! “Эта дверь ведёт в мою спальню".

     Тон ее был достаточно выразителен, и я лишь молча кивнул головой. Мы спустились вниз по крутым ступеням, сделали несколько поворотов, потом поднялись на несколько ступеней вверх, и здесь Игнасия остановилась.

     Я недоуменно взглянул на нее, коридор кончался тупиком, но Игнасия приложила палец к губам, жестом подозвала меня к себе. Она дунула на свечу и нас окутал мрак. Я услышал, как Игнасия шарит по стене рукой и вдруг в темноте появилась два округлых светлых пятна на расстоянии метра один от другого. Игнасия, сжав мою руку, шепнула: "Смотри туда". Я прильнул лицом к отверстию размером с большую монету и увидел большой зал, освещенный множеством свечей в длинных подсвечниках. Я смотрел на него с высоты метра в три.

     Зал, очевидно, был маленький и имел довольно мрачный вид: каменный пол, высокие узкие окна, два ряда старых колонн, поддерживали сводчатый потолок. Прямо подо мной стоял деревянный помост, на котором лежал какой-то длинный предмет, закрытый белым покрывалом. В зале никого не было. Вдруг вдали послышались голоса и странное пение, постепенно приближающиеся к нам. В противоположном конце зала шла процессия монахинь в чёрных рясах, с откинутыми капюшонами, они шли по две в ряд. Впереди, поддерживая с двух сторон шли две монахини, а между ними в длинном белом балахоне, шла новоо6ращаемая послушница.

     - Я должна идти, - шепнула Игнасия. - жди меня здесь.

     Она неслышно ушла и через несколько минут я увидел ее в зале.

     Процессия между тем приближалась к возвышению, на которое поднялась Игнасия. Она подняла руку, пение смолкло, монахини выстроились вдоль помоста, а на помост ввели новую послушницу.

     - Сестра моя! - обратилась к ней Игнасия своим звучным, красивым голосом, - готова ли ты войти в семью невест христовых?

     -Да, готова, мать моя, - дрожащим голосом ответила она. Игнасия повернулась лицом ко мне и, подняв руки и глядя, казалось, прямо в мои глаза, произнесла: "О великий и милосердный! Приди осени своей благодатно рабов своих!"

     Хор снова затянул молитву, а две монахини сняли с монахини балахон, и она предстала перед Игнасией совсем голая. Это была девушка лет восемнадцати, с крепкой фигурой крестьянки, не лишенной впрочем, некоторого изящества. Миловидное лицо её было бледным, распущенные волосы падали на плечи. Игнасия сдернула покрывало с неизвестного предмета, и я чуть не вскрикнул от изумления. Это была деревянная фигура лежащего на спине Христа. Она была выполнена в натуральную величину и раскрашена с большим искусством.

     Но поразило меня другое - Христос был изображен голым с торчащим вверх фаллосом. Я сразу понял смысл предстоящей церемонии, и мне стало жаль бедную девушку, которой предстоит лишиться девственности таким варварским способом. Но что я мог сделать? Вот уже воистину - со своим уставом в чужой монастырь не лезь. Две монахини взяли девушку за плечи и что-то нашептывая ей, подвели к деревянному кресту. Теперь девушка стояла над Христом, расставив ноги. Игнасия сделала знак рукой и две ассистентки взяли девушку за руки и плечи. Повинуясь их усилиям, девушка начала медленно приседать, приближая свою неискушенную плоть к блестевшей, очевидно покрытый воском, головки деревянного фаллоса.

     Затаив дыхание, я наблюдал за этой сценой, чувствуя, как холодный пот течет по моей спине. Когда головка скрылась в девственной щели, ассистентки, взяв девушку за талию и бедра, вдруг резко рванули ее вниз и она села. Короткий сдавленный крик коснулся моих ушей. Хор грянул песню. Несчастная рванулась, но её крепко держали. По лицу её катились слезы, закусив губу, она плача почти безумными глазами смотрела на Игнасию.

     Та сделала знак и расторопные помощницы приподняли почти бесчувственную девушку и посадили ее еще два раза. На этом мучительство закончилось. Новоявленную христову невесту подняли, закутали в балахон и унесли. Я, почти, с отвращением взглянул на окровавленное орудие церемониала и отвернулся от глазка. Вскоре появилась Игнасия со свечой в руке: "Ну, как, - спросила она, испытывающе глядя на меня.

     По-моему, это слишком жестоко. Что должна чувствовать эта несчастная девушка при такой варварской процедуре?

     - То же самое, что и все девушки чувствуют, в первый раз, - усмехнулась Игнасия.

     - А если бы это сделал мужчина из плоти и крови ей думаешь, было бы легче? Ты сам когда-нибудь имел дело с девушками?

     - Нет, но... . .

     - Так не берись, тогда судить. - Сухой, почти враждебный тон Игнасии неприятно поразил меня, и я решил обратить все в шутку: "В таком случае я рад, что не причинил ей и ни одной другой девушке даже меньше страданий, чем естественная процедура.

     - Но почему?

     - Что больнее, вырвать зуб сразу одним рывком или медленно тащить его?

     Ведь и ты когда-то испытала это.

     - И даже дважды.

     - Как, этого ведь не может быть!

     - Многое может быть с благословения божьего, вздохнула Игнасия.

     - Однако будем спать.

     - Но мать Игнасия, не хочешь ли ты сказать, что дважды лишилась девственности?

     - Именно так. Если хочешь, я расскажу тебе. Идем дальше в уже знакомой Мне спальне, куда мы пришли через потайную дверь, мы разделись и легли в постель. Вид обнаженного тела Игнасии вновь пробудил во мне желание, но женщина отвела мою руку: "Нет, сын мой, обойдёмся сегодня без этого. Ты хотел услышать мою историю, слушай. Мои родители были солидные богатые люди и дали мне хорошее воспитание. Я училась в Мадриде в пансионе и к 16 годам имела весьма приблизительное представление об отношении мужчины и женщины. К этому времени я была уже вполне оформившейся девушкой с хорошей фигурой и весьма недурным лицом. По окончании пансиона меня ожидала солидная партия, родители давно уже договорились с женихом, весьма влиятельным графом, которого я не видела ни разу.

     За год до окончания пансиона, летом, я приехала в свой родной город к родителям. Вот здесь-то все и случилось. У нас гостил какой-то дальний родственник отца. Молодой офицер, прибывший недавно из Америки. С первого же дня этот развязный, если не сказать, наглый человек, стал ухаживать за мной. Мне он был неприятен и я избегала его общества. Но однажды родители уехали в Мадрид. На похороны какой-то тети, а мой навязчивый поклонник отправился верхом к приятелю в какой-то город. Я сидела в гостиной на диване и читала, как вдруг появился мой офицер. Пробормотав что-то о лошади, которая, сбила ногу. Он сел рядом со мной. Короче, он изнасиловал меня здесь же, на диване. О, это было ужасно!

     Его грубые руки рвали мою одежду, потное тело придавило меня к дивану. Его слюнявый, дурно пахнущий рот, впивался в мои губы. Я сопротивлялась отчаянно, била его по лицу. Отталкивалась ногами, пыталась кричать. Но он зажимал мне рот ладонью и связал руки. Он был, конечно, сильнее меня. Почти в бессознательном состоянии, осла6ев от борьбы я почувствовала, как в мое лоно грубо вторглось что-то инородное. И тут отчаянная острая боль пронзила меня. Я рванулась, но это движение отняло у меня последние силы и я потеряла сознание. Когда я очнулась, мой мучитель, уже закончивший своё гнусное дело, застегивал 6рюки. Он пытался целовать меня, умолял о прощении, но я лишь слабо ударила его по лицу из последних сил и убежала к себе в комнату.

     Мое белое платье было порвано и залито кровью. Увидев кровь, я зарыдала и вновь потеряла сознание. Так я лишилась девственности в первый раз.

     Я все рассказала матери и отцу. Гнев отца был ужасен он буквально вышвырнул негодяя из дома, приказав уезжать немедленно. Тот уехал, а на другой день до нас дошли слухи, что труп офицера найден на горной дороге. Отец усмехнулся и сказал: "сопляк, очевидно, он не мог справиться с лошадью, а скалы там острые". При этом глаза его зловеще блеснули, и я все поняла. В городе никто не узнал о случившемся со мной несчастье. Я вернулась в пансион и через год окончила его. Приближался, срок моей свадьбы, и мы все были в смятении. Как посмотрит мой 6удущий муж на то, что до него кто-то уже отворил калитку.

     Отец решился на рискованный шаг, Он повез меня в Париж и там, в частной клинике мне сделали операцию, вернувшую мне девственность. Она была проста, но стоила бешеных денег, в основном из-за тайны.

  Венчание, свадьба - все было как во сне" Я со страхом ожидала первую брачную ночь, боялась с одной стороны, что обнаружится подделка, а с другой - новых мучений. Но все сошло гладко. Мой муж - человек лет пятидесяти, с сухим породистым лицом, не лишенным приятности, обошелся со мной очень деликатно и осторожно. Он заранее извинился передо мной за ту боль, которую он должен причинить мне, и попросил лечь поперек кровати, свесив ноги на пол. Удивлённая я подчинилась.

     Муж подложил под мою поясницу две подушки так, что мое тело перевесилось через них, и встал на полу между моими ногами. Ободряя меня ласковыми словами, он взял меня за бедра и медленно ввел свой фаллос в мое трепещущее лоно. Сама не своя от стыда, я вся сжалась, ожидая чего-то ужасного, но ничего ужасного не произошло. Когда муж коснулся перегородки, восстановленной умелыми руками парижского хирурга, я невольно вздрогнула. Муж тот час же немного надавил вперед. Легонько двигая фаллосом он каждый раз продвигал его все глубже я почти не чувствовала боли, продвинув фаллос до самого конца, муж вытащил его и больше в ту ночь ко мне не прикасался, если не считать того, что помог мне смыть кровь и сменить рубашку. Лишь через неделю он вновь обладал мной и с ним я постигла первые уроки любви. Вот и вся история.

- Ну, а что же было дальше? - воскликнул я, захваченный рассказом Игнасии.

     - Как ты попала в монастырь? - Это уже не интересно. Как-нибудь расскажу, давай спать. Она зевнула и повернулась ко мне спиной. Но я спать не мог. Возбуждённый её рассказом, я гладил ее спину, ягодицы, ласкал грудь.

     - Не надо, - сказала Игнасия не оборачиваясь. Но мой напряжённый член в нетерпении уже искал заветную щель между пышных ягодиц и в нетерпении тыкался мимо.

     - Ну что с тобой поделаешь, - засмеялась Игнасия и, протянув руку назад, помогла мне найти верную дорогу. Так, лежа на боку, я и получил желанное удовлетворение. Мне даже понравилась эта поза, ибо она давала мне возможность во время совокупления ласкать груди и живот Игнасии. Утром я вернулся к себе потайным ходом. Следующие два дня я провел в приятном безделии. Неизменно молчавшая: Франциска приносила мне еду. Я ел, спал, гулял по своему садику, пробовал рисовать. Я отдыхал, отдавая себе отчет, что скоро мне понадобится все духовные и физические силы. Вечером на третий день Франциска пригласила меня следовать за ней.

     Уже привыкнув не задавать вопросов, я повиновался, гадая, что ждёт меня на этот раз. Меня ждала всего-навсего баня. Введя меня в предбанник, она ушла. Я разделся и вошел в баню. Это была небольшая квадратная комната с широкими лавками вдоль стены. В углу стояла бочка с холодной водой, а посередине, в каменный пол вделан был чугунный котел, где дымилась горячая вода. Две масляные плошки довольно прилично освещали помещение. Я нашел медный таз и огляделся в поисках мыла, но в этот момент вошли две женщины. Молодые, рослые, они были совсем обнаженные, если не считать кожаных фартуков, повязанных вокруг талии.

     Не успел я открыть рот, чтобы высказать свое удивление по поводу их присутствия, как они молча уложили меня на лавку и принялись мыть. Я сразу почувствовал их умение в этом деле. Не прошло и получаса, как я уже был вымыт. Во время этой процедуры простоватые деревенские липа женщин сохраняли невозмутимое выражение даже тогда, когда их руки касались самых интимных мест моего тела. Что касается меня, то первоначальное чувство стыда скоро исчезло под натиском УДОВОЛЬСТВИЯ, которое мне доставляло их действие. Окатив меня, последний раз водой, женщины неожиданно подняли меня за ноги и подмышки и легко перенесли в предбанник, где положили на чистую простыню. Они насухо вытерли мое тело

     И тут же принялись массировать его. Их ловкие сильные руки мяли и растирали мои мускулы. Я чувствовал приятную истому. Но вот одна из женщин начала разминать мои живот, и я вдруг почувствовал, что мой фаллос поднимается. Не успел я подумать, как выйти из положения, как одна из женщин резко ребром ладони ударила меня по фаллосу и он быстро сник. Краска стыда залила мое лицо, но женщины продолжали свое дело, как ни в чем не бывало. Закончив работу, они натерли меня ароматным маслом и помогли облачиться в чистое платье, наподобие того, что было на послушницах в ночь посвящения. Я от души поблагодарил массажисток. Те молча поклонились и ушли.

     Вошедшая тут же Франциска, проводила меня обратно. Я чувствовал легкость и свежесть во всем теле и с удовольствием предвкушал сытный ужин. За столом, который уже был накрыт, меня ждала Игнасия.

     - Доволен ли ты омовением, - спросила она, когда я утолил первый голод.

     - О, да! Никогда еще так великолепно себя не чувствовал.

     - Стефания и Пеллация весьма преуспели в своем искусстве. Каждую неделю они моют и массажируют меня. В этом, кстати, одна из причин молодости моего тела. Теперь они будут раз в неделю заниматься тобой. Но не злоупотребляй благоприятными возможностями. Я усмехнулся, вспоминая удар ладонью, а Игнасия продолжала: "Сегодня ночью мы совершим первую литургию.

     - А что это такое?

     - После ужина я тебе объясню. - Игнасия загадочно улыбнулась. Когда Франциска, собрав посуду, удалилась. Игнасия предложила мне пройти в спальню, где она усадила меня в кресло. А caмa села напротив меня.

     Конечно, я предпочел бы лечь с ней в постель, но здесь распоряжалась она.

     - Сегодня ночью, - начала Игнасия, - мы отслужим летаргию, цель которой выбрать достойнейшую, которая первая совершит таинство святого

     Причастия с избранником Господа. - В ее тоне не было и тени иронии, я вновь поразился тому, какой разной бывает эта женщина, остающаяся для меня загадкой.

     - А как определяется этот выбор?

     - Это сделает ГОСПОДЬ с твоей помощью. Все монахини будут по очереди устами прикладываться к животворящему источнику благодати, пока на одну из них не прольется божественная роса.

     - Я что-то не могу понять, они будут целовать меня?

     - Да, они будут целовать твой перст, которым наградил тебя господь, дабы ты мог совершать таинства.

     Когда до меня дошел смысл её слов, я жарко покраснел, а она продолжала: "Дабы у тебя не оставалось сомнений, я покажу тебе, в чем смысл летаргий. Я молча смотрел на нее, еще не понимая, что она хочет делать.

     Игнасия поднялась с кресла и опустилась передо мной на колени. Я хотел подняться, но она жестом удержала меня. Отогнув подол моего балахона. Игнасия обнажила мои ноги и низ живота. Взяв в руки фаллос, легкими пожатиями пальцев, она заставила его подняться. Я застыл в кресле, боясь шевельнуться, а Игнасия между тем, своими пальцами щекотала головку члена, поощряя его подъем, а затем возбуждающим движением руки довела его до предела напряженности. Игнасия взглянула на меня снизу с легкой улыбкой, медленно наклонившись, коснулась губами обнажившейся и влажной от вожделения головки члена. Щемящая волна прокатилась от моего живота по всему телу, Игнасия склонилась ниже и вот уже вся головка оказалась у нее во рту.

     Я почувствовал нежное прикосновение ее языка. Сначала это были короткие, дразнящие касания, потом она стала вращать языком то в одну, то в другую сторону. Дрожь сладострастия охватила меня, такого я еще никогда, не испытывал. А Игнасия, положив руки на мои колени, продолжала эту чувственную ласку.

     Я чувствовал ее влажные горячие губы, плотно обхватившие головку, скользкий и проворный язык. Я упивался этим изощренным наслаждением, казалось, оно достигло предела, но вот Игнасия стала делать ртом сосущие движения, и новая волна сладострастия охватила меня. Губы Игнасии двигались, она все глубже вбирала в рот мой божественный перст, слегка покусывая его зубами. Вцепившись в ручки кресла, я откинулся в изнеможении. Приближалась вершина страсти, и я не знал, как быть. Но тут головка фаллоса коснулась горла Игнасии, и теперь он весь сидел в ее устах.

     Женщина стала делать глотательные движения, словно торопя сладострастный финал. Чувствуя, что бурный поток вот-вот прорвет плотину разума, я рванулся назад, но Игнасия проворно схватила меня за талию и удержала на месте, с еще большей силой и настойчивостью продолжая свои распаляющие движения. Плотина не выдержала... Содрогаясь, я чувствовал, как толчками извергается горячая лава наслаждения. Пальцы Игнасии впились в мои бока, она дрожала, глотая густую жидкость. Потом тело ее обмякло, пальцы разжались. Она медленно выпрямилась, выпуская мой фаллос из восхитительного гнезда. Игнасия поднялась с колен и вытерла рот платком. Она тяжело дышала, глаза ее горели. Избегая её взгляда, я встал и оправил свой балахон.

     - Ну, теперь ты понял, - спросила Игнасия.

     - О. да! - с трудом выговорил я.

     - Но мать Игнасия разве можно глотать это?

     - Сын мой, - тихо засмеялась Игнасия - эта влага - самая питательная из всего, что создал господь на нашей земле, в воде и на небе. И это, кстати, еще одна причина, так удивившая тебя в молодости моего тела. Растерянный я молчал. Она ласково провела рукой по моему лицу: "Отдохни, я приду за тобой".

     В полночь мы с Игнасией вошли в тот самый зал, который я видел через глазок. Все монахини были уже давно здесь. Одетые в белое, они стояли полукругом перед моим взором. На помосте, куда мы с Игнасией поднялись, у самого края стояло кресло, которое я занял по знаку Игнасии. Мне стало не по себе под взглядом тридцати пар любопытных жадных глаз, ведь я впервые предстал перед всеми сразу. Игнасия подняла руку и торжественно сказала: "Сестры мои, перед вами избранник божий, явившийся к нам для свершения таинства. Придите же и вкусите от щедрот его. Пусть из6ерёт он достойнейшую, на кого прольет он свой животворный дождь. Монахини тихо запели молитву.

     - Явись к нам, божественный перст - источник святой росы! - при этих словах Игнасия подняла полы моего балахона. Теперь взгляды всех женщин были устремлены на мою наготу. И странное дело, мой фаллос зашевелился и начал вновь наливаться желанием. Следившая за мной Игнасия дала знак, и, прекратив пение монахини, вытянувшись гуськом, стали приближаться ко мне вплотную. Она положила руки на мои колени, слегка раздвинув их, нагнула голову. Белый капюшон скрывал ее лицо, и я не увидел, а почувствовал, как головка моего члена была охвачена женскими губами. Несколько секунд женщина держала фаллос во рту, щекоча языком головку, потом уступила место следующей. И началась эта удивительная и непонятная церемония. Женщины быстро сменяли друг друга и не успевал я перевести дух от ласк одной женщины, как другая стремилась превзойти предшественницу в искусстве наслаждения. Я уже потерял счет сменившимся женщинам, когда очередная монахиня крепко укусила фаллос, и довольно чувствительно. Это оказалось последней каплей в чаше наслаждения. Чаша наполнилась и потёк удовлетворённой страсти сок.

     -Свершилось! - Громко произнесла. Игнасия. - господь избрал сестру Флавию! Завтра она первая соединится с избранником всевышнего. - Монахини запели молитву, а меня сестра Франциска отвела обратно в мои апартаменты. В эту ночь я долго не мог заснуть. Все происходящее подействовало на меня странным образом. Эта Литания словно сняла с меня остаток стыдливости. В моём распалённом воображении пронеслись сладострастные картины обладания всеми этими женщинами. Весь следующий день я провел в ожидании предстоящей ночи, ведь мне предстояло начать свое великое деяние.

     Около 11 вечера Франциска отвела меня в келью Флавии, мало, чем отличавшуюся от той, в которой я провел свой первый день. Сама же Флавия меня разочаровала. Она оказалась низенькой полной женщиной, лет сорока, с круглым до6родушным лицом и живыми маленькими глазками. Окликнув её, я сел на кровать, не зная как приступить к делу.

     -Хочешь выпить, - спросила она. И не дожидаясь ответа, она извлекла откуда-то из-за угла кувшин и две кружки. - Я же ключница, со мной не пропадёшь. Её разбитной тон меня немного покоробил, но я быстро освоился и через несколько минут нашими общими стараниями кувшин быстро опустел.

     - Погоди, мы ляжем не здесь.

     - А где же?

     - В молельной.

     - Как? при всех?

     - Да, а что?

     - Но, как же можно?

     - А почему нельзя? Не бойся ничего страшного не случиться.

     - Она подмигнула: "Хочешь поглядеть на меня? Я еще вполне гожусь для такого дела. " Вскочив, она проворно подтянула свою рясу до подбородка, и я увидел белое, пышное тело с широкими бёдрами и толстыми, слегка отвисшими, ягодицами.

     - Ну, как?

     - Все в порядке, - засмеялся я, шлёпнув её по толстой ягодице.

     В этот момент вошла Франциска и пригласила нас в молельню.

     Как и вчера монахини стояли полукругом перед помостом, но теперь на нём помещалось нечто вроде широкой тахты, покрытой неизменным белым покрывалом. При взгляде на это ложе, предназначенное для нашего с Флавией публичного совокупления, предстоящее показалось мне диким и невозможным. Мы взошли на помост, где уже собрались все и стояла Игнасия - распорядительница этого церемониала, окинув нас пристальным взглядом, она спросила: "Укрепили ли вы свой дух, дети мои?" "Укрепили, мать Игнасия, - ответил я, вспомнив пустой кувшин.

     - Готовы ли вы к свершению таинства?

     - Готовы, мать Игнасия, - ответила толстушка Флавия тонким, смиренным голосом.

     - Тогда, да свершится воля господа нашего, приступайте.

     Монахини запели молитву. Флавия проворно скинула рясу и улеглась на ложе. Повинуясь нетерпеливому взгляду Игнасии, я тоже обнажился. Я подошёл к ложу и Флавия с готовностью подняла ноги, поддерживая их руками, чтобы сделать доступным вход в ворота сладострастия. Желание медленно поднималось во мне. Сделав над собой усилие, я лёг на Флавию и с её помощью мой, еще не совсем затвердевший член, вошел в ее лоно. Надо сказать, ее ворота оказались значительно шире, чем следовало бы и не встречая приятного сопротивления, мой фаллос шаркал по стенкам коридора, как пьяный гуляка. Почувствовав это, Флавия опустила ноги и принялась рьяно помогать мне. Поначалу мысль о том, что на нас смотрят обитательницы монастыря, сковывала меня, но постепенно я увлекся делом и перестал думать об этом. Флавия очень старалась, так что ложе под нами ходило ходуном. Повернула голову, я увидел лица послушниц, бледные, с горящими глазами. Эта сцена произвела на них сильное впечатление.

     Да и кто остался бы равнодушен при виде двух обнаженных тел, сплетённых в бесстыдной позе? Однако время шло, а конца пути еще не было видно. Я чувствовал, что моя партнерша устает. Ощущая на себе взгляд Игнасии, я вдруг представил себе, что не Флавия лежит подо мной, а Игнасия, что это её тело сжимают мои руки. И тут же я с облегчением почувствовал, что закипевшая страсть готова выплеснуться наружу. В тот же миг и Флавия судорожно эа6илась подо мною, разделяя со мной секунды упоения.

     Я услышал чей-то слабый крик и правым глазом увидел, как одна из монахинь, чьи нервы не выдержали, упала в обморок... .

Поднявшись и надевая свою хламиду, я взглянул на Игнасию. Ее щёки пылали, взгляд был почти страшен. Франциска отвела нас с Флавией в её келью. Когда мы остались одни, Флавия заперла дверь на щеколду и достала новый кувшин с вином. Мы молча осушили по кружке. Утирая рот, Флавия сказала: "Вижу, не понравилась, я тебе". "Да нет, отчего же, только бы я предпочел, чтобы твоя тропинка была поуже"

     - Что ж поделаешь, - засмеялась она, многие топтали, вот и стала

     Она такая широкая, ну давай спать.

      Когда мы улеглись, Флавия прижалась ко мне и шепнула:

     "Может быть ещё?"

     "Устал я что-то"

     - Ну, тогда спи".

     Я проснулся первым при утреннем свете увидел, что моя толстушка посапывает, а ее рука крепко сжала мой фаллос. Почувствовав мой взгляд она открыла глаза и привстала: "О господи, уже утро!" Она потянулась, обняла меня за шею, жарко шепча: "A может ты утешишь меня еще раз, а? Хочешь выпить?" Она вскочила с кровати, пока она наливала вино в кружки, я разглядывал ее тело. При дневном свете оно выглядело хуже: на боках обнаружились складки, тяжёлые груди свисали к жирному животу. Словом,

     Это была далеко не Венера. И особого желания обладать ею у меня не было. Выпив вина, скользнула в постель и прижалась ко мне: "Ну, как?" Вместо ответа я стал тискать её жирное тело, стараясь возбудиться. Она в свою очередь, забрала в руку мой фаллос. Наконец, благодаря моим, а в ещё большей степени её стараниям, я был готов облагодетельствовать толстушку. Флавия проворно поднялась на колени, улеглась грудью на подушку и, подняв вверх свой толстый: зад сказала: "Ну, давай скорее".

     Я пристроился сзади, взяв руками женщину за бока, ввел свой посох в её устье. На этот раз тропинка ее стала уже и я с удовольствием прижался к полным ягодицам, глубже погружаясь в заветный колодец. Нагнувшись, я принялся мять большие груди женщины. Флавия довольно посапывала, двигая задом мне навстречу. Оросив ее тропу, я поднялся с постели и распрощался с Флавией.

     Вездесущая Франциска проводила меня в мою келью. Почти весь день я провел в своей постели, набираясь сил перед новыми ночными трудами. Но в следующую ночь меня не стали тревожить, и я был несколько разочарован этим. На другой день утром я перелистывал свой альбом и наткнулся на карандашный портрет Игнасии, у меня появилась мысль изобразить Игнасию красками, на холсте, и никак-нибудь, а обнажённой, в виде Венеры. Тот час же я принялся за эскиз. Конечно, рисование по памяти, не то, что с натуры, весь день я провозился с рисунками, фигура Игнасии всё не удавалась. К вечеру я с досадой отбросил карандаши и кисти, встал, расправляя уставшее тело. Оглянувшись, я увидел, что за моей спиной стоит Игнасия.

     - Ну, что ж, усмехнулась она, - сходство есть.

     - Конечно, если бы ты позировала мне, было бы совсем другое дело. - Тогда придется позировать, но я ставлю условие - портрет останется у меня.

     - Я сочту за честь подарить его тебе.

     - В таком случае в свободное время я буду тебе позировать, а сейчас давай ужинать"

     3а столом Игнасия сказала - сегодня ты проведешь ночь у Франциски.

     Я лишь пожал плечами, от новой партнерши я был не в восторге, поскольку я мог догадаться, что она была костлявая высокая женщина, без признаков темперамента.

     Франциска, оригинальная женщина - заметила Игнасия на мой недовольный жест. - Ручаюсь, тебе с ней будет интересно. Кстати, как тебе понравилась Флавия?

     - С тобой, мать Игнасия. - совершенно откровенно сказал я, - не идет ни в какое сравнение. - Игнасия слегка улыбнулась, было видно, что ей понравились мои слова. Она продолжала: "Береги силы, не очень растрачивай себя, впереди ещё три десятка сестер, да несколько летаний"

     - Но почему господь избрал меня одного? Не мог он послать вам несколько мужчин?

     - Ни каким образом, - Игнасия усмехнулась - укрыть в монастыре несколько мужчин: гораздо легче укрыть одного, чем нескольких.

     После ужина Игнасия простилась со мной, а появившаяся вскоре Флавия проводила меня к Франциске.

     Когда я вошел, Франциска встала мне навстречу. Я впервые увидел ее лицо, так как капюшон от рясы был откинут. Оно было примерно таким, каким я себе его представлял: узкое, бледное, бескровные губы, острый подбородок. Пряди белых волос спадали на плечи. Франциска молча кивнула мне и сразу стала раздеваться. Я последовал ее примеру, и так как эта процедура отняла у меня меньше времени, я лег в постель первым и при свете одинокой свечи увидел обнажённое тело Франциски.

     Да, ей было далеко не только до Венеры, но и до Флавии. Я увидел худую, узко6едренную и узкоплечую женщину с длинными и маленькими ягодицами. Две едва развитые груди и впалый живот с большим трудом могли пpо6удить желание. Перекрестившись, Франциска легла со мной рядом. Я обнял её, не чувствуя ни малейшего желания. Ее тело было холодным и не отзывалось на мои ласки.

     -Ну что ты, как не живая, - грубовато спросил я, пытаясь расшевелить её. - Ты что не хочешь?

     - Я не знаю.

     - Как это не знаешь?

     - Так, если хочешь меня, то можешь начинать.

     - Вот тебе раз, ты что, ни разу не спала с мужчинами?

     - Нет.

     - И тебе не хочется попробовать?

     - Не знаю.

     Положительно, она была странной женщиной. Таких я еще не видел. - Так может, попробуешь?

     - Начинай, я уже сказала.

     - Тогда помоги мне.

Франциска повернулась ко мне, её пальцы неуверенно ощупали мой вялый фаллос. Я снова принялся мять ее худые ягодицы, ласкать бедра, проникая рукой между ними. Франциска понемногу оживилась. Она задышала чаще, её руки стали крепче сжимать член. Когда я, наконец, почувствовал, если не прилив желания, то просто возможность совершить акт, я повернул Франциску на спину, и она с готовностью развела ноги. Она конечно, не была девушкой, раз проходила в свое время о6ряд причастия, но меня все же удивила, ширина ее влагалища.

     Почти не встречая сопротивления, я несколько раз погрузил в него свой член и понял, что едва ли придётся оросить ниву Франциски. Я попросил её сдвинуть ноги вместе. Она повиновалась, и теперь я сжимал коленями её бёдра. Колодец сделался уже, но не настолько, чтобы доставить мне удовольствие. После нескольких минут бесплодных стараний я отступил и растянулся на постели.

     - Уже все, спросила Франциска.

     - Да, нет, видишь ли, дорогая, я не могу закончить дело. Ты лежишь, как мёртвая и потом, уж слишком широк твой подсвечник для моей свечки, ты меня понимаешь?

     - Я понимаю. Попробуй прямо между ног, я их крепко сожму и тебе будет хорошо.

     - А тебе?

     - А мне всё равно. Честно говоря, я не имел особого желания обладать этой женщиной, но раз уж мой фаллос был готов к бою, то надо было дать ему поле боя. Я лёг на Франциску, направив свой меч между худых мускулистых бёдер, она сжала, ноги, и я чувствовал, что фаллос нашёл более или менее желанную тесноту. Крепко сжимая коленями бёдра Франциски, я быстро прошел весь путь от подножия до вершины страсти. Но моя роса пролилась мимо колодца. В этот момент, когда я содрогался в последних конвульсиях, Франциска вдруг вцепилась в мои ягодицы и с неожиданной силой прижала меня к себе. Она задрожала, с её губ слетали бессвязные слова: "Ах... Вот... ну. Еще. Еще, немного... " Когда я поднялся с неё, она вся дрожала, глядя на меня дикими глазами.

     - Ты что, - спросил я с тревогой.

     - Подожди. - Она стремительно поднялась и нашарила что-то под кроватью.

     - На держи, суй туда скорее. Я с удивлением увидел в её руках толстую длинную свечку с закруглением и утолщением на конце. Это была восковая копия члена ужасно больших размеров.

     - Ну, давай, давай скорее! - молила Франциска, откидываясь навзничь и широко расставила ноги. Теперь мне стало понятно ее странное поведение. Я решил выполнить её просьбу, хотя это казалось мне чем-то противоестественным. Я ввел восковый фаллос в широкое и влажное лоно Франциски. Она вздрогнула и вцепилась в края кровати. Она закинула голову и закрыла глаза, её грудь бурно вздымалась, тело трепетало от страсти. Я двигал свечу, глядя на женщину со смешанным чувством жалости и отвращения.

     Между тем, Франциска всё более возбуждалась. Её тело в такт моим движениям напрягалось и выгибалось, отрываясь от постели. Она наслаждалась, достаточно было взглянуть на её искаженное страстью лицо. Вдруг Франциска охватила мою руку и резко надавила вниз. Взглянув туда, где шла борьба живой плоти с холодным воском, я с испугом заметил, что длинная свеча почти, вся скрылась в ненасытном подсвечнике Франциски. Наступил экстаз, женщина выгнулась дугой, сквозь её стиснутые зубы вырвался тихий стон. Секунду она была в таком положении, потом рухнула на спину, её ноги дергались, словно в агонии. Лишь через несколько минут Франциска пришла в себя и вынула искусственное орудие страсти из своего лона. Не глядя на меня, она сказала: "Вот видишь...

     -Да... . - только и мог сказать я.

     - Давай спать, - уже своим обыкновенно сухим голосом, сказала она, - уже поздно.

     - Но скажи, почему, как ты стала такой? Ведь это же так грубо.

     - А что делать? Если нет мужчин? Да, в монастыре почти все этим

     Занимаются, а на меня это, видимо, очень сильно действует. Я начинала с простой тонкой свечки, а сейчас сам видишь.

     Что я мог сказать этой несчастной женщине? я дунул на свечу и отвернулся к стене.

     Утром Франциска сказала мне, что следующая ночь у меня свободна. Она проводила меня в мои покои и подала завтрак, но сесть со мной за стол отказалась. Я понял, почему моей наперсницей 6ыла Франциска.

     Она не возбуждала желания и можно 6ыло не беспокоиться, что я стану растрачивать свои силы днем, ибо для обладания Франциской возможностей было больше, чем достаточно. Игнасия, как всегда была права, если Франциска не привлекала меня и раньше, то после этой ночи я уже не думал о ней, как о женщине. Весь день я провел в ленивой безделице. Всё валилось из рук. Ужинал я в одиночестве. Слегка опьянев, от вина и сытной пищи, я сидел в кресле на веранде, любуясь великолепным закатом, так и просившемся на холст. Но меня почему-то не тянуло к живописи. Умиротворение и покой охватили меня. Обилие вина, еда, женщины, так ли представляли себе рай магометане?

     Настала ночь, я лежал в своей спальне, но спать не хотелось, и я даже пожалел, что свободен этой ночью. И тут меня осенило! Как я мог за6ыть, про потайную дверь?! Через две минуты я входил в спальню Игнасии. При свете свечи я увидел Игнасию, разметавшуюся на постели.

     Простыня сползла на пол, тонкая рубашка завернулась, обнажая мощные гладкие бедра. Игнасия лежала на спине, закинув одну руку за голову. Всё её здоровое тело дышало покоем. Я долго стоял, созерцая эту соблазнительную картину и вожделение поднималось во мне горячей волной. Не в силах больше сдерживаться, я поставил свечу на стол и коснулся плеча Игнасии. Она сразу же открыла глаза и улыбнулась: "Я думаю, долго еще ты будешь стоять и раздумывать?" - "Ты не спала?".

     - Твое буйное дыхание раз6удило бы и сорок спящих женщин. Ну, иди ко мне. -

     Да, все-таки Игнасия была великолепной женщиной! В постели я забыл о её возрасте. Она восхитительно владела своим телом и отдавалась спокойно, радостно умело, доставляя томительное наслаждение. В упоении, оросив чистилище Игнасии, я лег рядом.

     - Ты прекрасная женщина Игнасия - сказал я искренне. - Обладать тобой приятное наслаждение, тело твое великолепно, а искусство преподать себя граничит с волшебством.

     - Ну, среди монахинь есть женщины и получше меня, - довольным тоном возразила Игнасия.

     -Скажи, Игнасия, зачем вам нужна вся эта религиозная мишура? Ты извини меня за бестактный, может быть вопрос. Но не лучше ли называть вещи своими именами? Я вполне сочувствую монахиням, их плоть жаждет. И можно ведь обойтись 6ез этой чепухи на счет христовых невест и избранника.

     - Я отвечу тебе откровенно, - усмехнулась Игнасия.

     - Конечно, выдумка с невестами неидеальна, но она дает возможность облечь наше поведение в более или менее благопристойную одежду. Ведь это все-таки вера, и некоторые верят или убеждают себя, что верят. Ведь без веры во что-то жить нельзя, не правда ли? А что касается избранника, то именно присутствие в монастыре одного мужчины, а не нескольких, как бы снимает непристойность со всего происходящего. Согласись, что наши церемонии не так уж и плохи.

     - Да, в них есть что-то завораживающее.

     - Так чем же ты тогда не доволен? Кстати, как тебе понравилась

     Франциска?

     - Весьма оригинальная женщина, но...

     - Ты хочешь сказать, что она тебя чем-то удивила?

     - Да, но откуда. Ты всё знаешь?

     - Потому что я все видела.

     - увидела, но каким образом?

     - Таким же, что и ты когда-то на6людал обряд посвящения.

     Кровь бросилась мне в лицо при мысли, что Игнасия видела все

     Происходящее в келье Франциски, сквозь потайной глазок.

     - Не обижайся, мягко сказала Игнасия, гладя меня по груди - Мне хотелось доставить тебе удовольствие, и потом, разве ты не совокуплялся с Флавией на глазах у всех монахинь? - Я взглянул на нее и рассмеялся. И действительно, после той процедуры глупо было бы возмущаться.

     - Хочешь посмотреть, как почивают монахини?

     - Неужели можно заглянуть в каждую келью?

     - К сожалению, не в каждую. Ну, как, пойдём?

     Я согласился. Игнасия взяла свечу и мы. Как были голые. Вышли в потайной коридор. Вскоре Игнасия подвела меня к нише в стене коридора и приложила палец к губам. Потом погасила свечу и в наступившей темноте рукой притянула мою голову к открытому ею глазку. Я увидел келью, где на кровати, отвернувшись к стене, спала какая-то женщина. Игнасия взяла меня за руку и повела дальше на ощупь. Через несколько шагов была другая ниша. На этот раз, заглянув в глазок, я увидел кое-что поинтереснее.

     В полутьме на постели смутно белело обнажённое тело. Женщина сидела на кровати, откинувшись к стене и положив широко раздвинутые ноги на стол. Держа обеими руками толстую свечу, она предавалась одиноким наслаждениям. Игнасия отодвинула меня и сама приникла к отверстию. Потом мы пошли домой. 3а время нашего фантастического путешествия по лабиринту потайного хода, мы заглянули в добрую дюжину келий. И в трёх из них монахини занимались тем же, чем и Франциска. Одна сцена особенно поразила меня. На кровати лежали две женщины, обнимая друг друга. Они сплетали ноги и терлись телами. Потом каждая взяла в руку свечу, и они принялись ласкать друг друга восковыми фаллосами. Эта сцена подействовала на меня весьма возбуждающе. Когда Игнасия хотела последовать дальше, я в темноте нашел ее тело и крепко прижал к себе.

     Почувствовав животом мой восставший фаллос, Игнасия тихо засмеялась и прошептала мне на ухо: "Давай я выгнусь". Она высвободилась и, повернувшись ко мне спиной, выгнулась. Обхватив ее бока, я прижался к пышным ягодицам и проник в вожделенную щель. В полной темноте, стараясь не произнести ни звука, мы наслаждались друг другом в этом необычном месте и необычайной позе, и это доставило мне особенное наслаждение.

     Игнасия двигала задом и слегка покачивала бёдрами из стороны в сторону. Кончили мы вместе и очень бурно. Игнасия шепнула мне - "Пойдём обратно". Через несколько минут мы уже были в постели. В эту ночь мы не спали. Возбуждённый увиденным, а ещё больше самой Игнасией, я обладал ей несколько раз, каждый раз получая новое удовольствие, ибо эта многоопытная, искусная женщин одинаково искусно служила Эросу в любом положении: стоя на четвереньках и лёжа на спине поперек кровати с поднятыми мне на плечи ногами, сидя у меня на коленях и лёжа на боку. Словом, мы перепробовали немало способов, изображенных в памятном мне альбоме, обменивались замечаниями и выбирали позу следующего совокупления. Совершенно измученные и опустошённые мы заснули лишь утром, положив голову друг другу на грудь. Проснулись мы около полудня и ещё долго нежились, в постели. Я напомнил Игнасии о её согласии позировать мне.

     - Не сейчас, сын мой - ответила она. - Я приду сама, когда придёт время. Обедать я ушёл к себе, а за ужином Франциска сообщила мне, что сегодня я проведу ночь с сестрой Лаурой. Лаура оказалась рослой брюнеткой лет тридцати с мрачным некрасивым лицом. У нее было смуглое, крепкое, широкое в кости тело, которое было бы привлекательным, если бы не считать чрезмерного количества волос на нём. Чёрные, густые волосы кучерявились на её ногах, доходили почти до середины живота, виднелись даже в ложбинке между её твёрдых грудей. Это было достаточно неприятно и отнюдь не способствовало моему возбуждению.

     К тому же Лаура оказалась холодна и неумела в совокуплении. С великим трудом я оросил ее вялое лоно и почти сразу уснул. Я проснулся первым и сразу ушел.

     Вечером Франциска отвела меня к новой партнёрше, которую звали Доминика. Это была маленькая, худощавая женщина с неожиданно большими, слегка отвисшими грудями. Ее тело было прохладным и упругим, кожа гладкая и нежная. После волосатой Лауры мне было приятно ласкать новую подругу. Ее лоно казалось настолько узким, что фаллос проткнулся в него с трудом. Такого я ещё не встречал, Необычность нового ощущения распалила меня и я, с всё возрастающим удовольствием отправился в путь по дороге сладострастия. Доминика, как-то робко помогала мне, изредка вздыхая.

     - Тебе не больно, - опросил я.

     О, нет, мой повелитель, - прерывистым шёпотом ответила она.

     - Мне хорошо, обними меня покрепче. - В ответ я так сжал её тело, что казалось, хрустнули её тонкие кости, но она лишь простонала: " Ещё, ещё сильнее! О, какое блаженство! Сделай мне больно, сделай больно!" Я лежал на ней всей своей тяжестью, прижимая к постели ее маленькое тело. Доминика обвила меня руками и ногами. Казалось слиться теснее уже не возможно, но она, извиваясь подо мной и задыхаясь, молила: "О, сделай мне еще больнее, разорви меня, растерзай!" Я не успел задуматься над её странной просьбой, ибо ее яростная страсть заразила меня и разожгла. В безотчётном порыве я ущипнул её за ягодицу: "Ах... ", - радостно воскликнула женщина: "Еще, еще сильнее... "

     Уже не задумываясь над тем, что я делаю, в каком-то диком экстазе я принялся царапать и щипать её ягодицы, бока, плечи. И чем больше я причинял ей боль, тем яростней двигалось её тело подо мной, с большей страстью отдавалась она, радостно вскрикивая и шепча бессвязные слова. И вот я забрался на вершину страсти по узкой тропинке Доминики и излил в неё сладострастный душ. Наконец она успокоилась. Некоторое время мы лежали молча, потом она робко погладила мое плечо. Я понял её намерения и сказал: " Я отдохну немного. Ведь ты жаждешь продолжения?" Да, - тихо сказала она, прильнув ко мне, если ты не откажешь. - Конечно, нет. Только неужели тебе не больно?

     - О, нет, ты не поймешь этого. Я вся сама не своя, когда ты ласкаешь меня.

Но я скорее терзаю, чем ласкаю.

     - Это и есть для меня лучшая ласка. - Я пожал плечами и обнял её.

     Вскоре факел возбуждения разгорелся вновь, я приподнялся, готовясь внести его в пещеру наслаждения, но Доминика остановила меня: "Позволь мне сесть сверху". - "Как хочешь". Я повернулся на спину и она, усевшись на мой фаллос, принялась сама ласкать меня, энергично двигая

     Бёдрами и ягодицами. Очень скоро она опять впала в экстаз. 3акрыв глаза и, содрогаясь, она почти приказала сквозь стиснутые зу6ы "Сделай мне больно! Скорей!" Уже не удивляясь, я стал щипать её со всей силы, на которую был способен. Зараженный её неистовством, я щипал её бёдра и грудь, сжимал и выкручивал руки. Доминика лишь сладострастно стонала, с ещё большей силой двигая задом, привставая и вновь садясь на мой член, стонала "О, сильней! Ударь меня, ударь!" В как-то сладострастной ярости я ударил ее несколько раз по лицу. Вдруг она откинулась назад, и в её руках появился какой-то предмет. "Возьми, - она сунула мне в руку - бей меня сильней я вся твоя, бей меня, убей!" Слова слетали с её губ вместе с хриплым дыханием. В своей руке я увидел короткую кожаную плётку. Где-то в углу моего сознания мелькнуло, что это чудовищно, но бешеная волна сладострастия накрыла меня. Я хлестнул женщину по плечу.

     - Ах! - воскликнула она. - Блаженство! Сильней! - Захваченный этой дикой игрой, я хлестал её по плечам, по спине, груди, по бедрам. Извиваясь под ударами, она не переставала работать ягодицами. Доминика просила бить сильнее. Но я уже бил так, что даже в полутьме было видно, как плеть оставляет следы на теле женщины. Любой человек кричал бы от боли. Ее голос перешёл в сплошной хриплый вой, 6ешенный, страстный, пугающий. Доминика неивствовала. На её теле уже не было живого места, а она все наслаждалась этой ужасной лаской, этой пыткой сладострастия. Внезапно она страшно закричала и рухнула на мою грудь, дёргаясь в конвульсиях страсти и кусая мои плечи. Я почти не чувствовал боли, потому что в этот миг в тесноте ее коридора выплёскивалась чаша моего вожделения. Свалившись с меня, Доминика сразу уснула, а я ещё долго лежал без сна, думая об этой, более чем странной женщине.

     Я проснулся поздним утром, чувствуя себя раз6итым, встав с постели, я посмотрел на спящую женщину. Откинув одеяло, я отшатнулся, когда увидел дело моих рук. Всё её тело представляло сплошной кровоподтёк. Бёдра, живот, груди покрывали синие багровые пятна, набухшие кровью рубцы. Груди разбухли и почернели. Плеть со следами запёкшейся крови валялась, рядом с кроватью. Я прикрыл одеялом несчастную женщину, оделся и тихо вышел. Игнасия доверила мне ключи от моей двери, с условием - что я не выйду из неё днем/.

     За завтраком я сказал Франциске, что хочу сегодня отдохнуть. Она молча кивнула. Я действительно чувствовал себя разбитым. Почти весь день я провалялся в саду, лениво перелистывая книгу, принесённую Франциской по моей просьбе из библиотеки Игнасии. Книга оказалась порнографической. Несомненно, Игнасия сама под6ирала мне её, заботясь о надлежащей духовной пище для меня.

     На следующий день я осведомился у Франциски как себя чувствует сестра Доминика. Понимающе усмехнувшись, та ответила, что она ещё слаба, но полна благодарности за восхитительную ночь. В свою очередь Франциска поинтересовалась моим здоровьем. Я ответил, что вполне здоров и готов осчастливить новую невесту Христову. Эту ночь я провел с Атонией, молодой, хорошо сложенной, но с некрасивым лицом. Она проявила завидный темперамент и достаточный опыт в искусстве совокупления, так, что с большим удовольствием я овладел ею несколько раз, тем более что она представляла приятный контраст с её предшественницей - Доминикой, так как не требовала ничего странного и отдавалась умело и страстно. Мне особенно понравилась одна из наших игр, когда я лежал на спине, Антония села на мой фаллос, откинулась назад и легла на мои ноги, в то же время, вытянув свои. Она двигала, ягодицами, играла мускулами своего, на редкость приятного, лона. Я, приподняв голову, видел соединение наших плотей и это еще больше возбуждало меня.

  Следующей была сестра Клорита. Ей было, пожалуй, за тридцать. Но её в меру полное тело сохранило свежесть, и гибкость. Когда мы приступили к причастию, Клорита пожелала быть сверху. Лёжа на мне, Клорита обхватила меня руками и ногами. Она энергично действовала низом живота и терлась грудью о мои руки. Вскоре я почувствовал, что сладострастный финал близок и обхватив крепкие ягодицы женщины, прижал ее к себе. Но внезапно она вырвалась из моих объятий и скатилась с меня, приникла ртом к разгорячённому фаллосу, вобрала его глубоко в рот и принялась ловить миг упоения. Он не заставил себя долго ждать и Клорита, судорожно обхватив меня за ноги, она мычала от удовольствия и дрожала всем телом. 3а ночь мы позабавились ещё два раза. Клорита не позволила живительной влаге уйти во влагалище, а подставляла под него свой рот.

     Следующую ночь я хотел провести один, чувствуя потребность в отдыхе, но когда Франциска сказала, что сегодня меня примет сестра Корнелия - повариха, я решил не отказывать ей, чтобы от6лагодарить, за те великолепные кушанья, которыми меня здесь угощали.

     Правда, Корнелия меня сразу разочаровала, ибо она оказалась слишком толстой женщиной в летах. Может быть, несколько моложе Игнасии, но гораздо менее привлекательной. Она не заблуждалась на счет моих возможностей и сказала сразу: " Я сынок, не иду в сравнение с молодыми, но уважь меня хоть разок. Я раздеваться не буду, чтобы не смущать тебя видом старых мощей".

     - "Ну, что ж, любезная Корнелия, в благодарность за твои обеды, я готов выполнить все твои желания, раздевайся. Да, конечно, вид её обнажённого тела не вызвал у меня восторга. У неё был большой живот,

     На котором лежали огромные груди, толстые ноги и необъятны зад. Желание пришло ко мне лишь тогда, когда Корнелия рукой заставила подняться мой член. Я лег на неё, как на мягкую подушку, но, увы, живот ее был так велик, что мой член не доставал её лона. Тогда Корнелия, кряхтя, встала на четвереньки и тут, я увидел перед собой невиданной величины ягодицы и почувствовал настоящий прилив вожделения. Я овладел Корнелией, если не с удовольствием, то и без отвращения. Она же была очень довольна и горячо 6лагодарна, что я уважил её ещё раз. Спать я ушёл к себе, так как в постели Корнелии для меня просто не было места.

     Утром Франциска сообщила, что следующую неделю я могу отдыхать.

     Что вполне совпадало с моим желанием. Два дня я провел в безделии. Не хотелось даже браться за карандаши и краски. Естественно, что у меня, отрезанного от мира и запертого в этом гареме, мысли вертелись вокруг одного предмета. Я размышлял об этом удивительном приключении, неожиданно подстерегавшее меня на жизненном пути. За те две недели, которые я провел здесь, я совсем потерял чувство стыдливости и меня уже ничего не могло смутить. То, что я раньше бы назвал развратом, теперь казалось мне вполне естественным и привлекательным. Обычные, в естественной позе совокупления с женщиной уже не привлекали меня, избалованного изо6ретательннми монахинями. Теперь каждую новую партнершу я ждал с любопытством, гадая, что нового принесёт мне очередная ночь сладострастия. Но все же изо всех узнаваемых мною женщин, особняком стояла Игнасия. От неё исходила властность, притягательная сила, а в искусстве полового акта она не знала себе равных, и я относился к ней со смешанным чувством уважения и боязни. Однажды, на третий или четвертый день моих каникул, после обеда я собрался вздремнуть. Раздевшись, ибо жара 6ыла невыносимая, я прилег на постель, накрывшись простынёй от мух. Однако заснуть мне не удалось, ибо в этот момент через потайную дверь вошла Игнасия в одной лишь нижней рубашке. "Какими судьбами мать Игнасия? ' Я вскочил с постели и обнял ее, радостно вздыхая, знакомый, волнующий запах ее тела.

     - Я пришла позировать тебе, как обещала. Можешь начинать.

     - Вообще-то, я с гораздо большим удовольствием разделил бы с тобой ложе, нежели рисовать тебя, - вздохнул я.

     - Нет, - твёрдо ответила Игнасия. Высвободившись из моих объятий, она сняла рубашку и легла на мою постель. Она приняла позу, в которой я пробовал её рисовать, и застыла, выжидательно глядя на меня. Пришлось начать писать её. О, это мучительно! Через час-полтора работы мои руки дрожали, в глазах мутилось от дикого желания. Я не ног сдерживаться, бросил кисти:

     -Что или! - лукаво улы6нулась Игнасия, повернувшись на спину и потягивалась.

     - Или я растерзаю тебя.

     - Тогда терзай. - Через секунду я уже обнимал вожделенное прохладное тело, лаская пышные формы. Игнасия тихо смеялась, охотно подставляя моим рукам свои интимности. Я медлил, сознательно продлевая сладострастную прелюдию и оттягивая блаженный миг. И это тоже доставляло мне удовольствие. Наконец, я хотел лечь на Игнасию, но она сказала: "Погоди. Я хочу предложить тебе новое гнездо". Обеими руками, взяв с боков свои груди, она сдвинула их вместе. "Возляг на меня лицом к ногам и войди в меня промеж грудей.

     Я так и сделал. Немного странным было видеть перед собой вместо лица низ живота и бёдра. Но тут мой фаллос вошел в нежное гнездо, образованное её грудями, тут я понял, что меня ожидает новое, еще невиданное наслаждение. И я не обманулся. Игнасия удивительно хорошо управляла своим гнездом сладострастия, регулируя руками его тесноту её живот дышал, прижимаясь к моей груди, мощные бёдра раздвинулись, приоткрыв вход в старое доброе чистилище. И вдруг я почувствовал, что меня неодолимо тянет к нему.

     Его влажные розовые края были совсем близко. В страстном порыве я обхватил руками её бёдра и припал ртом к вожделенной плоти. Содрогнувшись, женщина прошептала: "О, блаженство! 3акрыв глаза, я губами и языком ласкал ее жаждущую плоть, чувствуя терпкий вкус и своео6разный запах, в то время как мой фаллос нежился в новом гнезде. Это было дикое немыслимое наслаждение. И вот я, наконец, достиг экстаза и задрожал в невыносимо сладкой муке. Бёдра Игнасии поднялись и сжали мою голову. Её груди сдавили извергающий фаллос. И в этот миг я почувствовал влагу, сочившуюся из жаркого лона Игнасии.

     -Ну, знаешь, Игнасия, - сказал я, наконец, когда пришел в себя после этой безумной агонии. - Это что-то сверх естественное. Ты превзошла саму себя". Игнасия лишь улыбнулась и, сев, стала одевать рубашку.

     - Как, ты уже уходишь?

     - Да, мне пора, да и тебе надо отдохнуть.

     - Ну, погоди еще немного. Ты о6ещала рассказать мне свою историю.

     - Там уже почти нечего рассказывать, - вздохнула Игнасия, снова

     Опускаясь на постель. - Выйдя замуж. Я очень скоро поняла, что муж меня не любит и женился лишь для того, чтобы поправить свои финансовые дела. К тому же обнаружилось, что у него есть несколько любовниц. Я не стала оставаться у него в долгу и вскоре число моих любовников превосходило число его любовниц. Мы продолжали, тем не менее, жить вместе, не скрывая друг от друга своих увлечений и вполне были довольны положением наших дел. Иногда для развлечения мы даже спали вместе, делясь друг с другом любовным опытом. Через пять лет муж внезапно умер от болезни сердца, оставив мне весьма скромное состояние, я получила полную свободу, которой пользовалась несколько лет. Я любила, кого хотела, сама, выбирая очередного любовника и толпу поклонников.

     - Сколько же любовников у тебя было?

     - Точно не помню, что-то около семидесяти. Двое повесились из-за того, что я отвергла их после первой ночи. Один застрелился, двое утопились и пятеро были убиты на дуэлях.

     - Ты поистине страшная женщина, - с нервным смешком сказал я,

     - Да, кое-кого я действительно вгоняла в страх, - усмехнулась Игнасия. Но однажды случилась большая неприятность, о которой я даже теперь не могу рассказать подро6нее. Дело касается одного государственного деятеля. Тайная полиция мне предложила удалиться из света, во избежание гораздо больших последствий. Так 35 лет отроду я попала в монастырь. Ну, а дальше тебе все известно. Прощай!

     Игнасия поднялась и скрылась за потайной дверью. Я остался один в постели, ещё хранящей тепло её тела. Я был взбудоражен и потрясён. Я понял, что мои познания в половой жизни были жалки. Ещё вчера мне казалось, что я испытал всё, что можно сделать с женщиной в постели, а сейчас я был повержен в новую пучину страсти, о которой раньше и не подозревал. После ужина я сразу лег. Но сон не шёл ко мне. Моими мыслями владела Игнасия. Поняв, что я не смогу совладать с собой, я встал и, не зажигая света, открыл потайную дверь. На ощупь, пробравшись по узкому коридору, через минуту я был уже у двери Игнасии. Я нажал рычаг, дверь отворилась и моим глазам предстала Игнасия, сидевшая в постели обнажённой. Она с улыбкой сказала: "Я ждала тебя". Молча, я бросился к ней. И снова началась великое безумство сладострастия.

     В эту ночь Игнасия предоставила мне наслаждаться её телом не входя в приют любви. Мой меч искал и находил удовлетворение между нежных упругих грудей женщины, между её, сводящих с ума бёдер, между пышных ягодиц. Под утро Игнасия легла на меня лицом к ногам и впустила мой усталый, но ещё твёрдый посох в сладостное тепло своего рта. Я обхватил её раздвинутые бёдра и впился губами в вожделенную щель. Это было что-то невероятное. Когда наступил обоюдный экстаз, я едва не

     Потерял сознание от бешеной вспышки сладострастия. Прощаясь с Игнасией утром, я сказал: "Пожалуй, я тоже повесился бы, если бы ты отвергла меня. Скажи, почему в тебе столько привлекательности и неодолимой силы?"

     - Я женщина, - коротко, без улыбки, сказала она"

     Следующие три дня я провел один. Меня никто не тревожил, а потайная дверь Игнасии не открывалась, как ни пытался. Покорившись воле Игнасии, я принялся за незаконченный портрет. Однажды, перед обедом, я вошел с книгой в мой садик и прилег в тени стены. До меня донеслись голоса. Я поддался любопытству и подошёл к железной калитке в стене, кстати, всегда запертой. В замочную скважину я увидел несколько монахинь, сидевших в тени большого платана. Они вели негромкий разговор.

     - Когда же до нас дойдет очередь, господи, - вздохнула худенькая остроносая женщина.

     - Видно, не дождёшься, - сказала рослая женщина, сидевшая спиной ко мне. Игнасия терзает его каждую ночь, мне Франциска говорила, что на той неделе, он восемь раз ее ублажил, разве можно такое выдержать?

     Она властью пользуется, а мы облизываемся.

     - А что сделаешь-то, - вздохнула третья монахиня.

     - Надо заявить ей, что мы протестуем. Здесь мы все равны, значит надо поступать по совести. Стиера с Поладией хоть в бане пользуются, - сказала остроносая.

     - Чего-чего, - вскинулась Поладия - Да мы со Стиерой один раз только и побаловались. Она же сама и запретила.

     Я усмехнулся про себя. Действительно, был такой грех однажды, когда мои массажистки по очереди совокуплялись со мной прямо в бане.

     - Что зря говорить, - решительно сказала рослая, - идем к Игнасии!

     Женщины ушли, а я не мог удержаться от смеха, подумав о том, какие страсти разгораются из-за очереди обладать мной. Каникулы кончились. И следующая ночь была проведена с Анжеликой - той самой решительной монахиней. Рослая, высокая, черноволосая, с сильным смуглым лицом.

     Она произвела на меня весьма приятное впечатление, несколько омрачившееся при мысли, что мне придется нелегко. И я не ошибся. Анжелика была неутомима. Она совокуплялась страстно, движения её сильного тела были резки и порывисты. Она достигла оргазма гораздо быстрее меня. К исходу ночи, в течение которой мне не удалось сомкнуть глаз, я лишь четыре раза оросил ненасытный колодец Анжелики, тогда, как она успела забраться на вершину наслаждения раз десять. Она осталась весьма довольна и утром горячо благодарила меня.

     С этого дня я уже не встречался с Игнасией. Очевидно, она подчинилась требованию монахинь. Потайная дверь была закрыта, и сама Игнасия не приходила ко мне. И вновь передо мной замелькал калейдоскоп женских тел: худые и полные, холодные и горячие. Я входил в их лона, чистилища, колодцы, устья, расщелины, широкие, вялые, мускулистые, сухие, влажные, мелкие и глубокие. Вновь я ласкал груди, бедра, животы и ягодицы. На утро я уже забывал имена моих кратковременных подруг.

     Лишь две из них оставили след в моей памяти. Первая - Кира, та самая новообращённая монахиня, посвящение которой я видел. Ведь она совокуплялась с мужчиной в первый раз, поэтому я с ней был любезен и осторожен. За ночь я овладел ей четыре раза, в разных позах. По словам Франциски - Кира была в восторге.

     А второй - Барбара. О ней надо сказать обязательно особенно. Это была великолепно сложенная женщина, молодая, с когда-то красивым лицом. Крупные пятна оспы оставили на её лице неизгладимый след. Раздеваясь, она сказала: "Лицо я прикрою" "Но зачем же ты не вызываешь во мне отвращения" - совершенно искренне ответил я. Действительно, её щим, нежным и ласковым и впервые наслаждение.

     Испытанное мной заглушило воспоминание об Игнасии. Обнимая Барбару, я всем телом чувствовал, как играют подо мной все мускулы её тела, как она сливается со мной, двигаясь в утомительно-сладостном ритме. Когда наступил экстаз, я ощутил, как, усиливая наслаждение стеки её лона, ласково пожимают мой, извергающий влагу, фаллос. Да, это была поистине ночь любви! Едва успев разъединиться после очередного слияния, мы снова спешили в объятия друг к другу. Смело могу сказать, что в эту ночь я испытал всё, что может дать мужчина женщине в постели.

     Каждый раз я словно впервые обладал Барбарой, мы не чувствовали усталости. Наши губы вспухли от поцелуев, на наших телах не было ни одного местечка, которое мы бы не целовали. На грудях Барбары остались багровые следы моих поцелуев. Мы ласкали и ласкали друг друга, стараясь достичь еще большего наслаждения. И мы достигали его. Утро застало нас в разгаре последнего двенадцатого слияния. Уже охваченные усталостью, мы ласкали губами друг друга. С Барбарой я не прочь был бы провести ещё ни одну ночь, но это было невозможно. Правда, мы встретились с ней ещё раз, но при довольно странных обстоятельствах.

  Как-то однажды за ужином Франциска сказала мне, что Игнасия уехала и в ее отсутствие монахини хотят устроить вечеринку, они меня приглашают.

     - Это интересно, - сказал я, - а кто будет?

     - Конечно Флавия, как ключница, Клорита, Барбара и Эстрелия.

     - Что ж, компания подходящая, я согласен, а где со6ираться?

     - У тебя, сегодня в полночь. Можешь пока отдохнуть,

     Я последовал её совету и лёг в постель. Собственно, я довольно туманно представлял, как будет проходить эта вечеринка, но уже одно присутствие Барбары на ней привлекало меня. Франциска разбудила меня в первом часу ночи, в моей комнате был накрыт стол на четыре персоны. Флавия постаралась на славу, вина было вдоволь. Окно спальни было задернуто шторой. Свет десяти свечей озарял комнату. Франциска вышла, и через минуту появились мои гостьи. Из них одна лишь Эстрелия не встречалась со мной до этого.

     Все четверо были в одних лишь полотняных нижних рубахах, также, как и я. Они скромно поклонились мне и остались у стола. Весело поприветствовав их, я, как радушный хозяин, рассадил их за столом и разлил вино по бокалам, Вначале разговор как-то не клеился. Женщины, посмеиваясь, переглядывались между собой, отвечая короткими фразами на мои попытки расшевелить их. Но по мере того, как пустели кувшины, настроение наше повышалось. Зазвучал смех и послышались шутки. Я рассказывал разные забавные истории, бесцеремонно тиская сидящих рядом со мной Флавию и Клориту, но при этом поглядывая на Барбару. Больше всех захмелевшая Флавия, гладила под столом мою ногу, а потом её рука забралась ко мне под рубашку.

     Я погрозил ей пальцем. Заметив это, Клорита закричала: "Не кажется ли вам, что здесь душно?" С этими словами она стащила через голову рубашку, женщины последовали её примеру, и мне ничего не оставалось делать, как раздеться догола. Я с интересом разглядывал Эстрелию. Она была еще совсем молода. У неё было худощавое смуглое тело, стройное и мускулистое, маленькие острые груди торчали в стороны. Лицо её ничем особо не выделялось и я его просто не заметил. Мы уже были достаточно пьяны, чтобы не смещаться своей наготы.

     Клорита вдруг изъявила желание танцевать на столе. Середину стола освободили и она с бокалом в руке проворно взобралась на него. Раскачиваясь и приплясывая Клорита запела одну из тех фамильярных песенок, какие можно было услышать лет пять назад в Мадридских кабаках и кабаре, женщины не стройно подпевали ей и я задумался.

     Голос Клориты, когда она запела, показался мне знакомым. Где-то я уже слышал его и пел он как раз эту песенку. Она повернулась лицом ко мне и стала исполнять танец живота. Надо признаться, это получалось у неё великолепно. Тут я вспомнил. Ну конечно, я видел её в кабаре. Тогда она носила другое имя и была певицей и танцовщицей, как она попала сюда?

     Между тем, Клорита, согнув колени широко расставленных ног, медленно откинулась назад, почти касаясь стола опущенными руками. Закинув голову, она замерла в этом положении. В то время как низ её живота толчками двигался вперёд и назад, всё увеличивая темп. Зрелище было весьма возбуждающее и мой фаллос медленно, но уверенно наливался желанием. Женщины горящими глазами следили за Клоритой, непроизвольно подёргиваясь в такт её движениям. Вдруг Клорита выпрямилась и спрыгнула верхом прямо на мои колени. Я невольно подхватил её, и она, привстав и подавшись вперёд, ловко посадила свои ножны на мой, готовый к бою меч.

     - Ну, это не честно. - Завопила Флавия. Вдвоём с Барбарой они оттащили от меня хохочущую Клориту, шутливо отшлёпав её по попе. Потом они все окружили меня, загадочно ухмыляясь. Я понял, что самое интересное только начинается. "Подруги, не могу же я обладать всеми сразу"

     - это мы ещё посмотрим. - Сказала Барбара. - а пока удовлетвори Эстрелу, а мы вам поможем. Разгорячённый вином и присутствием четырех женских тел, я уже упорно, чувствовал прилив вожделения и готов был обладать лю6ой из них. Не успел я спросить, как они 6удут помогать мне, как женщины обхватили меня и положили на постель, на спину. Затем втроём они подняли Эстрелию - Барбара подмышки, Клорита за ноги, а Флавия за ягодицы и посадили мне на член, горделиво поднявшегося в ожидании нового лона.

     Затем они принялись поднимать опускать Эстрелию, всё увеличивая темп. Я лежал неподвижно, но почувствовал приближение оргазма, мои помощницы внезапно прекратили вертикальное движение и стали вращать её вокруг фаллоса, служившего своеобразной осью. Эстрелия тот час же подтянула колени к груди и обхватила их руками, а мои ассистентки, ловко перехватываясь руками, всё крутили и крутили её. Острота и новизна ощущения, от переменчивого трения, захватили меня, но я чувствовал, что мне так не кончить игру.

- Хватит - сказала Эстрелия. - у меня голова кружится. Её отпустили и встали с постели. Флавия налила вино, и мы все выпили стоя, глядя друг на друга дикими глазами.

     - А сейчас - сказала Барбара, взявшая на себя руководство, - Ты будешь обладать всеми сразу, начнем? -

     Опять меня уложили на кровать. Барбара села на мою грудь лицом ко мне, Эстрелия легла между ног

     , а Клорита с Флавией встали на четвереньки по бокам, обратив ко мне свои ягодицы. Барбара подала мне заранее приготовленные свечи. Я уже знал, что надо делать, взяв в руки по свече, вогнал их в нетерпеливые щели Флавии и Клориты. В этот миг Эстрелия всосала в рот мой, ещё не остывший фаллос, а Барбара пододвинулась ко мне так, что её великолепное лоно оказалось в близости моего рта. Я поднял голову и впился в него. Со стороны мы, вероятно, представляли чудовищно фантастическую картину.

     Я не знаю, какое удовлетворение я доставлял своей партнёрше, но сам был удовлетворён вполне. Запах четырёх женских разгорячённых тел создавал своеобразный букет, чувственный и возбуждающий, и я отдавался этой противоестественной игре с каким-то диким удовольствием. Наконец, я излил влагу в рот Эстрелии и наша группа распалась. Мы снова сели за стол, что6ы подкрепиться, но Барбара не хотела долго отдыхать, и она затеяла новую игру.

     Женщины легли на ковёр живописным крестом, обратив раздвинутые ноги к центру, я поместился в центре и должен был обладать ими по очереди. Та, на которой я закончил бы игру, считалась в выигрыше. Я, конечно, начал с Барбары, но едва я вошел во вкус, как Клорита, которая была следующей, закричала: "Эй. Хватит!". Я с сожалением покинул Барбару и лег на Клориту, здесь я долго не задержался и перешел к Флавии. Когда же я принялся за Эстрелию, то был приятно удивлён. Её упругое, ги6кое тело ходило подо мной волнами. Я так увлекся, что Барбаре пришлось поторопить меня.

     Так я сделал три круга, стремясь затянуть занятную игру подольше. Но вот Клорита забилась подо мной, достигнув оргазма, и я усилием сдержал в себе желание разделить его с нею. Вскоре сдалась Флавия. Через минуту Барбара, едва не заставила меня кончить вместе с ней, но я опять сдержался. Теперь мы сражались Эстрелией. Раскрасневшаяся, довольная Эстрелия так разошлась, что Флавия с Клоритой завистливо вскрикивали, а раздосадованная Барбара кривила в усмешке рот. Когда мы достигли вершины сладострастия, Эстрелия о6вила меня руками и ногами и за6илась, как в лихорадке. Я сжимал ее ягодицы, стремясь поглубже проникнуть в её чудодейственную розу. Тут раздался насмешливый голос Игнасии: "Поздравляю тебя, Эстрелия, ты выиграла". Я вскочил и оглянулся. В дверях спальни, скрестив руки на груди, стояла Игнасия в своей обычной черной рясе, из-за её плеча выглядывала Франциска. Клорита, Флавия и Барбара застыли, уставившись на Игнасию и, машинально прикрыв, свои грешные лона руками. А Эстрелия так и осталась лежать, забыв опустить поднятые ноги, с ужасом глядя на Игнасию. Немая сцена длилась с минуту. Затем Игнасия сказала:

     "Оденьтесь, приберите все и марш по кельям.

     "Ты, о6ратилась она ко мне, пойдешь со мной"

     У себя в келье Игнасия села и знаком пригласила меня. Я чувствовал себя неловко, но Игнасия, вдруг рассмеялась: "Что, нагнала я на Вас страху?"

     - Да, что и говорить, ты появилась весьма некстати, но приди ты еще раньше, то застала бы более удивительное зрелище - усмехнулся я, еще не зная, оправдываться мне или смеяться.

     - А я все видела с самого начала.

     - Как, значит, ты никуда не уезжала?

     - Конечно.

     - Выходит я опять 6ыл актером, а ты зрителем?

     - Не кипятись, ведь ты получил удовольствие? Я - тоже. Признаюсь, я люблю наблюдать такое. Клорита была великолепна.

     - А знаешь, Игнасия, я узнал Клориту. Я видел ее в Мадридском кабаре.

     - Правильно. Это я помогла эй укрыться в нашей обители, ибо ей угрожала тюрьма за убийство любовника.

     - Ого. - Вырвалось у меня.

     - А теперь отправляйся спать. Завтра я приду к тебе позировать.

     Надо ведь закончить портрет.

     Почти весь следующий день я увлеченно работал над портретом. После прошлой разгульной ночи я спокойно мог созерцать о6наженнyю Игнасию, чье тело когда-то не мог видеть равнодушно. К концу дня портрет был готов. Игнасия оделась и подошла к мольберту долго рассматривала картину.

     - Хорошо, - сказала она, наконец. - Спасибо - Игнасия поцеловала меня, я обнял её и повлёк к постели, но она высвободилась: "Не надо, завтра ночью летания - не надо".

     - Вот как? А что я должен делать на этот раз?

     - УВИДИШЬ - Игнасия неожиданно подмигнула мне и удалилась.

     Летания состоялась, как обычно, в молельне. На этот раз я о6наженный лежал на возвышении, а монахини по очереди садились на мой стоящий фаллос. Игнасия стояла рядом и следила за порядком и продолжительностью совокуплений. Игра кончилась на Эстрелии. Надо сказать, что летания не произвела на меня особого впечатления. Мне уже приелось, я устал выполнять свою роль.

     Наконец, глубокой осенью наступил день, вернее ночь, когда я пришёл к последней монахине. Я даже не помню её имени. Я совокупился с ней два раза и уснул, а утром проснувшись, я с неожиданной радостью

     Подумал, что могу вернуться домой, но радость моя была преждевременной. Франциска соо6щила мне, что я должен хорошо отдохнуть перед последней летанией. Два дня я провёл в своих апартаментах в состоянии близком к хандре. Вечером, третьего дня. Игнасия пригласила меня к себе поужинать.

     Мы сидели за столом в том же будуаре, где несколько месяцев назад я впервые обладал ею. Убранство комнаты и сервировка стола были такими же, как и тогда. На стене висела моя картина. Я невольно залюбовался своей работой. Портрет получился на редкость удачным. Правда я немного польстил Игнасии, сбросив ей лет десять, но мне удалось передать ироническое выражение ее властного лица и ту привлекательную женственность, и силу её тела, когда-то очаровавшего меня.

     Мы ужинали, разговаривали, как старые добрые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Мы оба знали, что этот вечер запомнится нам и закончится в общей постели в этой келье и это придавало своеобразный оттенок нашему разговору. Игнасия сказала, что все монахини весьма довольны мной и с нетерпением ждут прощальной летании. Подвинувшись к ней, я обнял и поцеловал её, чувствуя, как вновь пробуждается во мне желание обладать ею. Взглянув друг на друга, мы встали и не спеша, стали раздеваться. Потом мы обнялись стоя, как и тогда и снова долгий чувственный поцелуй послужил прелюдией к симфонии наслаждения.

     В эту ночь мы с Игнасией ещё раз прошлись по старым тропинкам сладострастия соединившись, раз пять к обоюдному удовлетворению.

     - Ну, вот мы и попрощались с тобой, - вздохнула Игнасия под утро, когда мы отдыхали после очередного слияния. - Больше мы с тобой не встретимся в постели, - в ответ я молча поцеловал её.

     Через день состоялась новая летания. Описать её подробно я просто не в состоянии, ибо память сохранила лишь отрывки этой невероятной оргии.

     В полночь я вошёл в молельную, где уже собрались все монахини, за исключением Игнасии, отказавшейся участвовать в летании. Войдя, я увидел, что мрачный зал чудесным образом изменился. Он был ярко освещён множеством свечей. По стенам были развешены свежие ветки вишни и кипариса. Пол устлан коврами, по ним были разбросаны подушки. На возвышении под скорбным ликом Христа стоял стол, буквально ломившийся от кувшинов с вином, ваз с фруктами и блюд с разноо6разными закусками.

     Подле него полукругом стояли монахини. На этот раз они ждали меня в полной готовности - все обнаженные, и это меня как-то смутило. Ведь я ещё не видел их всех сразу, в такой близости и раздетыми. Обведя их взглядом я встретил лукавые взгляды и горящие глаза. Франциска о6ратилась ко мне: "Мы собрались здесь в последний раз, чтобы проститься с тобой. Подкрепись вином, ибо тебе понадобятся сегодня все твои силы. Я последовал их совету. Монахини, как видно подкрепились заранее. По знаку Франциски женщины окружили меня кольцом. "Сейчас ты будешь

     Обладать всеми по очереди", - сказала Франциска, заняв своё место в конце шеренги. Не успел я рта раскрыть. Как все женщины повернулись ко мне спинами и разом согнулись, упершись руками в колени. Теперь меня окружало кольцо, сверкающее белизною ягодиц. Я долго колебался. Сбросив хламиду, я подошёл к первой попавшейся женщине, прижался к её заду чтобы фаллос, почувствовав прикосновение - возбудился. Он не заставил себя ждать, и я направил его в ожидающее лоно. Что было потом я плохо помню.

     Связанность и последовательность событий ускользнула от меня. Вот я стоя пью вино, окружённый хохочущими монахинями. Флавия лезет ко мне целоваться... Я бегу за Бар6арой', кто-то подставляет мне ногу и я падаю. Тут же целая дюжина женщин наваливается на меня, и я чувствую, как они покрывают моё тело поцелуями. Я лежу навзничь моя голова на чьих-то коленях. На мне подпрыгивает пышная Аврора. Придавленный- нских тел, я кусаю чьи-то ягодицы. В моем рту чья-то грудь я сосу и кусаю сосок и чувствую, как кто-то кусает мой фаллос... . Женщины по очереди сосут мой фаллос, а стоящая рядом Франциска в перерывах обильно поливает его вином из кувшина...

     Открыв глаза, я увидел перед собой ягодицы женщины лежащей поперёк меня. Я был буквально завален грудой голых женских тел и я лежал на чьих-то 6есчувственых телах.

     

     Голова моя находилась на чьём-то животе, одна рука зажата между чьих-то бёдер, вторая лежала на чьей-то груди. Пошевельнувшись, я чувствовал, что мой фаллос кто-то держит во рту. С великим трудом я выбрался из кучи спящих мёртвым сном женщин и, шатаясь, поднялся на ноги. Косые лучи утреннего солнца освещали дикую картину. По всему залу в самых разнообразных позах раскинулись голые тела. Ковры были в винных пятнах, тут и там валялись кружки и остатки еды. Стол был опрокинут, кувшины побиты. Возле помоста на полу спали, обнявшись Франциска и Доминика. Каждая держала в руке конец свечи, всунутый между ногами подруги. Запах женских тел мешался с запахом винных паров. Голова моя гудела, все тело ломило, глаза застилал туман. Каждое движение

     Причиняло мне боль, но всё же, переступая через руки, ноги и головы я пытался найти свою рясу, но, махнув рукой, я отправился к себе голым.

     В дверях стояла Игнасия, по обыкновению, вся в чёрном. По её6ледному лицу I с обведённой синевой глазами, я понял, что она не спала в эту ночь и была единственным зрителем этого грандиозного спектакля. Игнасия протянула мне серебряный кубок: " Выпей!" Я осушил кубок, даже не поняв вкуса напитка и почти сразу же почувствовал себя лучше. Взяв меня за руку, Игнасия повела меня в баню. Там, скинув рясу и

     Оставшись в одной нижней рубашке, она сама вымыла меня. Насухо вытерев, она уложила меня на лавку и смазала всё тело какой-то резко пахнущей мазью. Только тут я разглядел всё свое тело. Оно было в синяках и кровоподтёках. Кое-где виднелись следы зубов. Мой многострадальный член чудовищно распух и посинел, он ныл тупой болью. Игнасия усадила меня на стул и опустила фаллос в кувшин с тёплым молоком. Так я сидел полчаса, равнодушный ко всему, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Игнасия оделась и села рядом, молча, гладя меня по плечу.

     Потом она отвела меня в мою спальню и уложила в постель, предварительно дав мне выпить ещё один кубок. Я заснул, едва коснувшись головой подушки. Проснулся я ночью, обнаружив возле кровати стол с едой, поел

     И тут же уснул опять. Я спал почти двое суток и, когда проснулся окончательно, почувствовал себя, на удивление, бодрым и здоровым. Поднявшись с постели, я оглядел свое тело. Синяки, раны совсем исчезли, фаллос не болел и приобрел свой естественный вид. Возле кровати, на стуле лежала моя мирская одежда, почищенная и выглаженная. Одевшись, я почувствовал неловкость и стесненность в движениях, не смотря на то, что брюки оказались мне широки. Так я похудел за эти месяцы. Я взглянул в зеркало, на меня смотрел бледный, худой человек с бородой и усами (я ни разу не брился здесь) в гостиной меня ждал завтрак.

     С аппетитом позавтракав, я хотел, было уложить свои вещи, но оказалось, что они уже уложены. Чемодан холсты и ящик с красками были перетянуты новыми ремнями.

     Появившаяся Франциска сказала мне, что сегодня ночью меня отвезут на станцию. День я провел сидя на веранде в кресле и наслаждаясь последним теплом неяркого осеннего солнца, оглядывая окрестности. Вот и закончилась моя эпопея. Я покидал обитель наслаждения. Кто-то заменит меня? Я искренне сочувствовал этому человеку. Ужинал я с Игнасией. Она вскоре заметила, что я должен сохранить всё со мной происшедшее в глу6окой тайне. Я ответил, что об этом она могла бы и не просить.

     Палладия со Стефанией взяли мои вещи и мы вышли во двор. У ворот черной шеренгой стояли монахини. Поодаль стояла телега, запряжённая парой лошадей. Игнасия обняла и поцеловала меня, крепко прижав к своей груди. В последний раз я вздохнул её волнующий запах. "Прощай", тихо сказала она и подтолкнула меня к шеренге женщин. Я пошел вдоль неё, обнимая и жалко целуя каждую. Ночь была тиха и темна. Телега неторопливо двигалась среди почти невидимых кустов. Лошадьми правила Палладия. Мы молчали. Через два часа показались огни станции. Не доезжая до нее несколько сот метров, Палладия остановила лошадей "Дальше я не поеду, тебе самому придется донести вещи".

     - Я понимаю, спасибо.

     - Прощай.

     Палладия выгрузила мои вещи.

     "А это что"

     "Корзина с едой, в дороге пригодится.

   -Ну что же, прощай, Палладия. Спасибо еще раз.

     Мы поцеловались и она сразу же уехала. Подождав, пока стук колес утихнет вдали, я направился на станцию, с трудом таща свой багаж. Вскоре подошел Мадридский поезд. Разместившись в пустом купе, я развязал ремни и открыл чемодан, собираясь достать книгу, ибо спать мне совсем не хотелось. Открыв чемодан, я замер в изумлении моих вещей в чемодане не было. Он был полностью загружен ДЕНЬГАМИ. Крупные ассигнации были аккуратно связаны в пачки и сложены рядами, в испуге, захлопнув крышку, я огляделся. Я был один. Холодный пот выступил у меня, я запер купе и при тусклом свете фонаря пересчитал деньги. Их оказалось 200 тысяч. Да, плата была щедрая. У меня голова пошла кругом. Сомнения, могу ли я принять этот дар, не долго мучили меня. И спустя полчаса я уже строил планы своей дальнейшей жизни на прочном фундаменте монастырских денег.

     Расплатившись с долгами в Мадриде, я уехал в Барселону, бросил свои бесплодные занятия живописью и купил долю в довольно выгодном деле. Удача сопутствовала мне, и уже через три года я оказался единственным владельцем процветавшего торгового дела. И на столько разбогател, что без видимого ущерба мог возвратить монастырю его деньги, что я и сделал, отправившись туда однажды с большими предосторожностями.

     Старушка Росита была еще жива и устроила мне встречу с Франциской, хотя я надеялся, что увижу Игнасию. Взять деньги Франциска отказалась, но я насильно вручил ей свёрток с суммой вдвое больше, чем было в моем чемодане, сказав: "Ведь я имею право пожертвовать на благородные дела, не правда ли?" Франциска улыбнулась: "Ты пожалуй прав. Ведь 17 твоих детей находятся в разных приютах и им нужна будет помощь".

     - Как?! Что ты сказала? - и зашатался от этих слов.

     - Да, - спокойно продолжала Франциска, - 17монахинь понесли от тебя и благополучно разрешились. У тебя теперь 11 дочерей и 6 сыновей.

     Я все ещё не мог опомниться, тогда я ещё не думал о таком исходе.

     - А кто же?

     - Многие... Флавия, Барбара, Кира, Эстрелия, Лаура, Антония да разве всех перечислишь. -

     - А где же дети?

     - Мы их обычно устраиваем в приют и помогаем деньгами. Разыскивать им тебя нет смысла. А теперь прощай.

     Франциска ушла, а я еще долго думал о несчастных детях, которые никогда не узнают, кто были их родители, и кто произвел их на свет.

     Через два года после посещения монастыря и встречи с Франциской, я женился на молодой вдове одного промышленника и мой капитал ещё больше вырос. Жена моя красотой не блистала, но была хорошо сложена и в её лице и во всём сильном, не лишенном грации теле, угадывался пока ещё не разбуженный, но не заурядный темперамент в чём, в чём, а уж в этом я разбирался досконально. Первая же брачная ночь подтвердила моё предположение. За месяц я обучил её всему тому, чему в своё время обучился сам с помощью наставниц.

     Поначалу, охваченная ложным стыдом, жена с некоторым недоверием шла навстречу моим желаниям, считая мои прихоти не совсем приличными. Но я убедил её в несостоятельности её опасений, а когда я однажды стал ласкать ртом её чистое, надушенное лоно, волна наслаждения смыла последнюю плотину сомнений. С тех пор она превратилась в нежную, страстную подругу, безраздельно служившую мне. Она сама выбирала способы удовлетворения нашей обоюдной страсти, и часто мой фаллос проливал росу не в ее лоно, а в нежные горячие уста, что в первый раз вызвало у нее отвращение.

     Однажды, спустя много лет, когда две наши дочери вышли замуж, а старший сын получил звание майора, мы с женой были в Мадриде и попали на вернисаж, где продавались картины художников всех категорий. Моё внимание привлекла толпа перед каким-то полотном. Подойдя ближе, я едва не вскрикнул - это был портрет Игнасии, написанный мной.

     Ясно было одно, что Игнасии нет уже в живых. Знатоки спорили перед картиной, восхищаясь и критикуя ее, негодуя и усмехаясь, но все сходились в одном: картина принадлежит кисти выдающегося художника фламандской школы. Я стоял в этой толпе, грустно улыбаясь и думая о том, что меня признали слишком поздно. Я разыскал хозяина картины и протянул ему чековую книжку, предложил самому поставить сумму. Я подписал чек не глядя и распорядился доставить картину мне. С тех пор она висит в моей спальне. Под взглядом Игнасии мы с женой предавались утехам до глубокой старости. Жена умерла 63 лет от роду после того, как я два раза овладел ею по её просьбе.

     И сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствию на себе спокойный взгляд давно умершей женщины. Подняв глаза, я вижу её прекрасное тело, воспоминания о котором ещё хранят мои руки и гу6ы - это Игнасия.